№ 5
   МАЙ 2006   
РУССКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ № 5
   МАЙ 2006   
   Календарь   
ЭЛЕКТРОННАЯ ВЕРСИЯ
ЕЖЕМЕСЯЧНОГО ПРАВОСЛАВНОГО ИЗДАНИЯ
Священномученики Христофор Надеждин,
Александр Заозерский, преподобномученик
Макарий (Телегин), мученик Сергий Тихомиров  1

Весной 1922 года началось новое гонение на Православную Церковь. Власти готовили показательные судебные процессы над верующими. В качестве повода было использовано изъятие церковных ценностей.

В апреле было арестовано и привлечено к суду пятьдесят четыре человека, в том числе протоиерей Василий Смирнов 2, священники Христофор Надеждин, Александр Заозерский, иеромонах Макарий (Телегин), мирянин Сергей Тихомиров. С 26 апреля по 8 мая в Московском революционном трибунале шли заседания суда, на котором все обвиняемые держались мужественно и с достоинством.

 

 

Священномученик Христофор Надеждин родился в 1871 году в селе Нижний Белоомут Зарайского уезда Рязанской губернии в семье священника Алексея Надеждина. В 1889 году он окончил Рязанскую Духовную семинарию и был определен учителем пения и чистописания в Донское Духовное училище, а в 1891 году назначен на должность надзирателя училища.

В 1892 году Христофор Алексеевич поступил в Московскую Духовную академию, где ему была предоставлена стипендия Высокопреосвященного Макария, архиепископа Донского и Новочеркасского. В годы учебы он подружился с Иваном Васильевичем Успенским, разделявшим его стремление к аскетическому подвигу, борьбе с помыслами, ревностному служению Богу.

Усиленные занятия и параллельная подготовка материалов для кандидатской диссертации расстроили его здоровье, и летом 1895 года по настоянию врача он был отправлен в Самарскую губернию для лечения кумысом.

В 1897 году Христофор Алексеевич окончил Московскую Духовную академию и защитил сочинение на степень кандидата богословия. Исполняющий должность доцента Московской Духовной академии И. М. Громогласов писал: "Обращаясь к оценке рассматриваемого сочинения, нельзя не отозваться с большой похвалой прежде всего о замечательном научном трудолюбии автора: его интерес и усердие к делу далеко превышают мерку обычных требований, предъявляемых к кандидатской диссертации... Признавая необходимым дать своему исследованию возможную полноту в подборе изучаемого материала, он не только собрал и обследовал в библиографическом отношении все известные в печати полемические памятники взятой эпохи... но и успел отыскать частью в академической библиотеке, а главным образом в различных книгохранилищах Москвы и Петербурга, иногда в нескольких списках, немалое число новых источников, доселе остававшихся совершенно неизвестными исследователям".

Ректор академии епископ Феодор предложил Христофору Алексеевичу место миссионера в Новочеркасске, но престарелые родители, обеспокоенные возможной разлукой, настояли, чтобы сын получил место служения поблизости от них. В феврале 1899 года он поступил на должность законоучителя земской школы в родном селе Нижний Белоомут. В 1900 году его назначили заведующим школьными религиозно-нравственными чтениями по воскресным и праздничным дням и заведующим женской церковно-приходской школы. В июле того же года епископ Рязанский Полиевкт (Пясковский) рукоположил Христофора Алексеевича Надеждина в сан диакона, а на следующий день в сан священника к Преображенской церкви села Нижний Белоомут.


Христофор Алексеевич Надеждин

В 1906 году о. Христофор был назначен ко храму Иоанна Воина в Москве, в котором прослужил до своей мученической кончины. Кроме священнических обязанностей, кои он исполнял ревностно, неустанно проповедуя слово Божие, батюшка нес послушание законоучителя сначала в женской гимназии Ломоносовой, а впоследствии в женской гимназии Гельбик.

В 1915—1916 годах о. Христофор проводил внебогослужебные беседы с народом, на которые собиралось иной раз до трехсот человек. Всего приход храма Иоанна Воина насчитывал в то время около двух тысяч человек.

В 1921 году о. Христофор был назначен благочинным. 23 марта 1922 года его арестовали. Отвечая на вопросы следователя, он сказал: "Виновным себя в агитации против постановления ВЦИКа об изъятии церковных ценностей не признаю. Моя проповедь 4 марта 1922 года за всенощным бдением — это объяснение церковного названия наступающего воскресного дня — Недели Православия. Мы с вами заурядные чада Православной Церкви... К чему приводит практически непослушание Церкви? К разрухе, которую мы и наблюдаем в нашей современной жизни. До такой степени мы упали нравственно теперь, что справедливо грядет на нас суд Божий, этот суд выражается, может быть, и в предполагаемом ВЦИКом изъятии церковных ценностей для оказания помощи голодающим, и в том, что изъятые вещи могут не попасть на помощь голодающим...

Воззвание Патриарха Тихона в моей приходской церкви и в церквях благочиния читалось, в моей церкви мною лично 12 марта после литургии... Воззвание Патриарха было мне доставлено до двух раз. В первый раз в четырех экземплярах, во второй раз в двух экземплярах; в том и другом случае через неизвестных мне лиц, но, несомненно, от высшей церковной власти, то есть или от Патриарха, или от архиепископа Никандра. Мною через верующих воззвание было разослано по церквям благочиния".

На вопросы обвинителей в зале суда о. Христофор отвечал: "Воззвание Патриарха Тихона я огласил и считаю его религиозным. Контрреволюционного в нем ничего не вижу. 4 марта в церкви я произнес проповедь религиозного характера, в которой говорил, что мы пришли к упадку и что изъятие ценностей есть грядущий суд Божий за наши грехи".

7 мая о. Христофор произнес последнее слово: "По моему мнению, человек, который бывает в храме, слышит слово Божие, должен помогать бедным... Я считал своим святым долгом призывать свою паству к этой священной обязанности, и не проходило ни одного большого праздника, чтобы я не призвал помогать голодающим; я принимал пожертвования; по отношению к приходу я не позволял себе получать плату за требы... Отделение Церкви от государства я приветствую... приветствовал всегда. В ту минуту, когда Церковь отделяется от государства, священник становится свободнее... Я никогда не старался возбуждать мою паству, я старался внести успокоение".

 

 

Священномученик Александр Заозерский родился 20 июля 1879 года в семье московского священника Николая Заозерского. В 1903 году окончил Московскую Духовную академию со степенью кандидата богословия и митрополитом Владимиром (Богоявленским) был определен на должность псаломщика к Троицкой церкви на Арбате. В 1908 году он был рукоположен в сан священника к Девятинской церкви на Пресне, а через год переведен в Александро-Невский храм при Мещанских училищах и богадельне. В 1919 году храм был закрыт как домовый, и отца Александра назначили в церковь Параскевы, что в Охотном ряду, где он и прослужил до своей мученической кончины.

С 1910 года отец Александр был помощником благочинного, а с июля 1917 года — благочинным. В 1920 году награжден саном протоиерея. С 1908 по 1918 год являлся законоучителем средних учебных заведений и церковно-приходских школ. С 1914 по 1916 год — лектором Московских пастырских курсов по догматическому богословию и ведению практических занятий по проповедничеству. С 1914 по 1918 год — преподавателем Московской Духовной семинарии на кафедре гомилетики. Был также секретарем Общества любителей духовного просвещения и товарищем председателя Отдела распространения религиозно-нравственных книг.

В 1913 году о. Александр овдовел и ему предложили принять сан епископа, но он отказался, мотивируя свой отказ желанием учить народ и быть к нему ближе.

8 апреля 1922 года его арестовали. На допросе он показал: "Я был на собрании в храме Христа Спасителя. Архиепископ Никандр пригласил меня на собрание, которое должно было состояться 28 февраля. Пришедший на собрание архиепископ Никандр говорил о церковной дисциплине, он указывал, что в кругу священнослужителей стали замечаться новшества, он остановился на священнике Борисове, который сдал без разрешения церковных властей церковные ценности и сделал объявление в газете "Известия ВЦИК" и призывал других священников следовать его примеру. Такое явление, говорил архиепископ Никандр, недопустимо. После этого архиепископ Никандр ознакомил собравшихся с декретом и инструкцией ВЦИК об изъятии церковных ценностей и прочел послание Патриарха Тихона. Через некоторое время ко мне пришел незнакомый мне гражданин и принес несколько экземпляров воззвания Патриарха. Все воззвания Патриарха я разослал по церквям по долгу своей службы, подчиняясь распоряжению высших церковных властей. Я также в первый же воскресный день прочел воззвание Патриарха Тихона в своей приходской церкви. С воззванием Патриарха Тихона я согласен и считаю его религиозным, а не контрреволюционным".

4 мая на допросе в трибунале обвинитель обратился к о. Александру:

— Официальная сторона дела показывает, насколько у вас развита конспиративная сторона. Чем можно объяснить, что вы совершенно единодушно отвечаете?

— Вы не знакомы с нашими церковными правилами. Мы, священники, не можем рассуждать о том, что нам предлагается главой Церкви... Нам предложили, мы как священники должны были передать верующим.

— Вы считаете себя распорядителем церковного имущества?

— Я сам не подписывался под актом принятия имущества, но я себя считаю не посторонним человеком в этом деле. Этот вопрос был затронут самой властью, она просила Патриарха высказаться в воззвании о помощи голодающим, можно ли пользоваться освященными вещами, поэтому он написал это воззвание.

— Священники почему-то по долгу христианства должны подчиняться Патриарху, даже в том случае, если Патриарх толкает вас на контрреволюционный шаг, а не делать этого вы стесняетесь.

— Мы должны стесняться, потому что Церковь для нас самое дорогое и состоит из умных людей, а во-вторых, в этом воззвании я ничего контрреволюционного не вижу. Все, что там сказано о святотатстве, имеет отношение к людям из комиссии по изъятию ценностей, чтобы они осторожнее обращались с сосудами.

— Если священник не высказывает своих мыслей, потому что он думает, что это стеснение, то, по вашему мнению, это не есть шкурничество?

— Смотря в каком случае.

— Во всех тех случаях, когда священник расходится с Патриархом, он все-таки должен исполнять то, что ему приказано. Как вы считаете, это шкурничество или стеснение?

— Я это шкурничеством назвать не могу. И даже в том случае, когда они убеждены, что этого исполнить нельзя, я вполне уверен, что Патриарх ничего противохристианского исполнить не прикажет, и потому священники должны исполнить свой долг повиновения.

В последний день процесса подсудимым разрешили сказать последнее слово. Протоиерей Александр сказал: "Граждане судьи, прежде чем покинуть этот зал и уйти, может быть, в вечность, я хотел бы реабилитировать себя... Христианин должен любить ближних и Бога... В 1913 году на мои личные средства кормилось село Нижегородской губернии... Мне бы еще хотелось сказать, что мы здесь, попавшие на скамью подсудимых, далеко не составляем той сплоченной, тесной организации, которую хотел бы видеть обвинитель. Поверьте, что многие из священников по недоразумению здесь. Ведь и все благочинные читали воззвание, а на скамье оказалась небольшая группа людей. Я думаю, что весь наш процесс, который совершается здесь,— громадное недоразумение... Наши мысли и мы далеки от той политической жизни, которую нам пытаются навязать. Мы не иезуиты, мы не католическое духовенство, нет, мы действительно пришли и строим только одну духовную жизнь, которая нам подведома, все другое — политика, тем более контрреволюция — нам чуждо совершенно. Поэтому если я и совершил какое-либо преступление, в том смысле что, прочитав контрреволюционное воззвание (хотя это не доказано), возбудил этим толпу, если мы действительно что-либо совершили, то это плод нашего незнания ориентации в новой обстановке... Для меня лично смерть не страшна, я, как верующий, верую, что Господь каждому шлет умереть тогда, когда надо, но нам жизнь нужна, чтобы реабилитировать себя не здесь, а на деле, мне хотелось бы послужить своему народу, который я люблю".

 

 

Преподобномученик Макарий (Телегин) родился в 1876 году в селе Летниковском Бузулукского уезда Самарской губернии в семье крестьянина Николая Телегина. В раннем детстве мальчику было чудесное явление, после которого он решил уйти в монастырь. Все мирское его перестало интересовать, и еще подростком он удалялся для молитвы в найденную им пещеру.

Окончив церковно-приходскую школу, на семнадцатом году жизни юноша отправился в паломничество в Киев. Здесь, у святынь Киево-Печерской Лавры, созрело окончательное решение уйти в монастырь. Семнадцати лет он поступил послушником в Гефсиманский скит недалеко от Троице-Сергиевой Лавры, где проходил последовательно все послушания и около 1909 года принял монашеский постриг, был рукоположен в сан иеромонаха и определен в число братии Чудова монастыря в Москве.

С началом Первой мировой войны иеромонаха Макария направили в действующую армию. Сначала он служил в госпитале на Австрийском фронте, а затем был священником при штабе 1-й Донской казачьей бригады. По окончании военных действий о. Макарий вернулся в Москву. Чудов монастырь был закрыт, и он стал служить на Патриаршем подворье. 3 апреля 1922 г. в храм пришла комиссия по изъятию церковных ценностей, действовавшая нарочито грубо и кощунственно. Отец Макарий, назвавший непрошеных гостей грабителями и насильниками, был тут же арестован и заключен в тюрьму.

— Вы себя виновным признаете? — спросил его председатель суда.

— Не признаю.

— А в тех фактах, которые изложены?

— Да, в тех фактах я признаю.

— Вас в чем обвиняют, вы знаете?

— Знаю. Я при изъятии церковных драгоценностей назвал комиссию грабителями и насильниками, за это меня арестовали. А что меня побудило, я вам скажу — мое религиозное чувство и пастырский долг, потому что светские люди не имеют права даже входить в алтарь. Но когда они коснулись святыни, то для меня это было очень больно, я ввиду этих обстоятельств действительно произнес эти слова, что вы — грабители, вы — насильники, ибо они преступность сделали, святотатство и кощунство...

— Значит, будем так считать, что вы считаете, что комиссия действовала как грабители?

— Грабители. Действительно, это кощунственно для верующих, тем более для служителей престола. Как же это так? Я прихожу в ваш дом и начинаю распоряжаться. Скажите, что это, не то же самое?

— Где вы высказывали эти взгляды? Около храма?

— Зачем около храма? Я это говорил на подворье Патриарха.

— Где вы, говорите, оскорбили комиссию?

— У Святейшего Патриарха в храме, при изъятии.

— У него есть храм?

— Да, домовый.

— Там много было изъято ценностей?

— Я когда был, были венчики на горнем месте. Поставили стол и, опираясь на престол ногой, начали снимать. Тут меня арестовали. Я вижу, тут сила и воля, зашли с револьверами, поставили стражу, кавалерию, и что я могу тут сделать?

— Вы считаете, что при монархизме духовенству лучше было?

— Как то есть лучше? Жизнь была лучше, значит, хорошо.

— Сейчас тяжелее?

— Да, теперь все тяжелее.

— Значит, при монархизме было лучше?

— Да, всем было хорошо, потому что было изобилие, а теперь мы видим, к чему страна идет и к чему пришла, что об этом говорить.

— Вы монархист?

— Да, по убеждению.

— Скажите, точка зрения христианская с точкой зрения монархической совпадает?

— При чем тут монархизм и христианство? Христианство своим порядком, монархизм своим порядком.

— Вы можете ответить на вопрос? С точки зрения христианской допустимо быть монархистом?

— Допустимо.

— Значит, из всех видов властей вы сочувствуете только монархической?

— Я всем сочувствую хорошим.

— Советская власть — хорошая власть?

— Если где хорошо делает — хорошая, а плохо — плохая. Что же мы будем рассуждать. Мое убеждение такое, а ваше другое, и ничего не получится.

— Что значит, что вы остались монархистом?

— Что мои такие убеждения, и я в настоящее время противного не агитирую, а живу, как все смертные живут на земле.

— Что же тогда вы представителей советской власти ругаете?

— Это при условии, когда затронули чувства религиозной святыни.

— Вам известно, что Патриарх считает существующие власти как бы от дьявола? Известно это? Вы его послания читаете, послания 19-го года, где он сказал, что власть советская есть исчадие ада?

— Я теперь понимаю и вижу, что вы люди неверующие.

— Отвечайте на вопрос, если хотите. Если не можете, то скажите: от Бога или от дьявола?

— От Бога.

— Как же вы говорите, что признаете только монархическую власть, как это примирить?

— Ведь я вашей власти ничего оскорбительного не делаю.

— Нет, вы уже нанесли оскорбление.

— Я при условии нанесения оскорбления святыне.

— Вы знаете, что монархисты — это враги? Вы считаете себя принадлежащим к шайке врагов рабочего класса?

— У меня врагов нет, я за них молюсь. Господи, прости их.

— Не очень вы, кажется, молились за советскую власть.

— Нет, я и сейчас молюсь. Господи, дай им прийти в разум истины. Все люди стремятся к хорошему... И я смотрю на вас, что желания ваши — устроить по-хорошему, и мне это нравится, но я вижу, что вы стремитесь собственными силами, и я не вижу здесь Бога. А раз нам Бог сказал, что без Меня невозможно...

Но здесь обвинитель прервал отца Макария:

— Вы мне читаете лекцию, а я вам задаю вопрос: вы считаете монархизм врагом трудящихся?

— Я вам говорю: у меня врагов нет.

— Вы историю знаете, что у монархизма были и дурные стороны?

— Да, известно.

— Если бы власть такого дурного монархизма учинила бы кощунство... и изъятие святыни, вы бы промолчали?

— Я все равно не промолчал бы, святыня выше всей власти. Такие чувства самые дорогие.

В день окончания процесса в последнем своем слове, предавая свою жизнь в руки Божии, иеромонах Макарий сказал: "Аще имеете вы судить по вашим законам, то судите".

 

 

Один из обвиняемых, Сергей Федорович Тихомиров, был абсолютно непричастен к сопротивлению изъятию церковных ценностей. Родился он в 1865 году в Москве в семье купца второй гильдии Федора Дмитриевича Тихомирова. Образование получил в церковно-приходской школе, а затем по примеру отца стал купцом. В 1910 году он вместе с супругой переехал с Арбата на большую Дорогомиловскую улицу, напротив Богоявленского храма, став его постоянным прихожанином. Лишь большая занятость и тяжелая болезнь супруги помешали ему стать членом приходского совета.

Во время изъятия ценностей из Богоявленского храма перед ним собралась огромная толпа. Однако Сергей Федорович не выходил на улицу, а находился в лавке напротив храма, где был арестован и препровожден в тюрьму. На допросе следователь задал ему только один вопрос:

— В каком месте вы принимали участие в избиении красноармейцев?

— Никакого участия в избиении красноармейцев я не принимал,— ответил Сергей Федорович.

На этом следствие было закончено. Когда дело стало разбираться в трибунале, не нашлось ни одного красноармейца, который подтвердил бы обвинение против Тихомирова, и судьи не решились его публично допрашивать, зная, что он невиновен.

В последнем своем слове Сергей Федорович сказал: "Я не могу себя признать виновным; меня увели четыре агента... я вовсе там не был".

 

 

8 мая 1922 года был зачитан приговор трибунала: священников Александра Николаевича Заозерского, Александра Федоровича Добролюбова, Христофора Алексеевича Надеждина, Василия Павловича Вишнякова, Анатолия Петровича Орлова, Сергея Ивановича Фрязинова, Василия Александровича Соколова, Макария Николаевича Телегина и мирян Варвару Ивановну Брусилову, Сергея Федоровича Тихомирова, Михаила Николаевича Роханова подвергнуть высшей мере наказания — расстрелять.

В тот же день все приговоренные к расстрелу были доставлены в одиночный корпус Бутырской тюрьмы, размещены в камерах по одному и лишены прогулок. После того как 12 мая стало известно о приостановлении исполнения смертного приговора, осужденные, получив на то разрешение начальника тюрьмы, подали ходатайство о смягчении условий содержания, но оно было отклонено.

Сразу же после окончания судебного процесса властям стали поступать многочисленные прошения о помиловании, причем первым почти во всех прошениях указывался протоиерей Александр Заозерский. Прошения удовлетворили только частично, оставив приговор в силе в отношении пяти обвиняемых: священника Христофора Надеждина, Василия Соколова, иеромонаха Макария и мирян Сергея Тихомирова и Михаила Роханова. Однако в окончательном приговоре в последнюю минуту Михаил Роханов был заменен на протоиерея Александра Заозерского.

30 мая 1922 года Московский революционный трибунал получил извещение, что советское правительство отклонило ходатайство о помиловании осужденных. Расстрелянных священников Василия Соколова, Христофора Надеждина, Александра Заозерского, иеромонаха Макария (Телегина) и мирянина Сергея Тихомирова погребли на Калитниковском кладбище, но точное место захоронения осталось неизвестным.

В 2000 году Юбилейный Архиерейский Собор причислил их к лику Новомучеников и исповедников Российских. Память мучеников празднуется 26 мая по новому стилю.

 

1 Источник: Жития Новомучеников и исповедников российских XX века Московской епархии. Январь—Май.— Тверь. "Булат". 2002. С. 243—268.

2 См. о нем "Календарь" № 5 за 2005 г

Сестричество преподобномученицы
великой княгини Елизаветы Федоровны
Вэб-Центр "Омега"
Москва — 2006