Многочисленные исцеления также совершались по молитвам дорогого ходатая-батюшки. Разве можно передать все случаи головной или зубной боли, которую батюшка прекращал одним прикосновением своей руки к больному месту. Кто испытал на себе мучительность этого страдания, тот вполне понимает, сколь отрадно было исцеление, которое батюшка разливал кругом.
     Живо припоминаю радость одного господина, М. Н. Маслова, который долго мучился зубной болью: у него было сильное воспаление надкостницы, угрожала фистула. Испробовав неудачность медицинской помощи, он обратился к батюшке и стал жаловаться на мучительную боль. Батюшка попросил его раскрыть рот и пальцем несколько раз провел по воспаленной десне. Что же! Боль сразу утихла, и он радостный возвратился домой.
     Вот что еще мне рассказывала одна из батюшкиных духовных дочерей, Мария Викторовна Викторова. Пришла она раз в собор Великим постом к вечере послушать батюшкину беседу. Вдруг сделалось ей дурно: задыхается, падает, не знает, что и делать. Присела она на пол, а уйти не хочет, потому что сам батюшка будет говорить проповедь. Все хуже и хуже становится ей. Ну, думает, умру и батюшку не увижу, а сама все мысленно просит батюшку подкрепить ее.
     Слава Богу, дождалась батюшки! Вышел он на амвон, а сам так и оборотился в ее сторону, так пристально посмотрел на нее. "Что же, чувствую я,- рассказывала она,- что при этом взгляде батюшки как бы вдруг какая тяжелая шуба спала с меня, и сделалось мне так легко и хорошо, и я стала совсем здоровой, свободно простояла всю беседу, и когда батюшка уезжал, то благословил меня и спросил: "Ну что, испугалась?"
     Никто не понял, никто не знал, а между тем явное чудо милости и помощи Божьей совершилось.
     Вот еще случай поразительного исцеления: болели у меня глаза, так что по временам совершенно застилались как бы черной пленкой и невозможно было по вечерам ходить по улице. Еще днем, бывало, кое-как вижу, а вечером совсем темно в глазах: ничего не видать! Что тут будешь делать!
     А ведь батюшка служит всенощную, надо идти. Кое-как, бывало, бредешь с краю по мостовой, так как на тротуаре попадаются разные ступеньки и приступочки и легко можно упасть. Спотыкаясь и падая, медленно подвигаешься вперед, но идешь, потому что хочется попасть на батюшкину службу. Бывало, догонит кто-нибудь из знакомых, сжалится и поведет под руку. Ужасное, безотрадное было положение, того и гляди упадешь и сломаешь себе руку или ногу, трудно и вести такую слепую.
     Кое-как с горьким чувством беспомощности дойдешь до собора - и что же! Батюшка, видя меня в таком несчастном положении, сейчас же спешит ко мне на помощь. Подойдешь под благословение, а он будто нечаянно проведет пальчиками по глазам, и что же! - дивное величие Божие! - сейчас же темная пелена спадает с глаз, и делается светло, и возвращаешься из собора одна, совершенно свободно и прославляешь и благодаришь Господа.
     Так постоянно врачевал батюшка меня в соборе; но когда он сам заболел и перестал служить, то, не получая благодатного исцеления, я совершенно потеряла зрение и днем почти ничего не видала, не различала оттенков цвета. Наступил постоянный мрак, постоянное уныние. Что мне было делать, слепой, одинокой, никому не нужной? Трудиться я не могла, потому что какая же педагогическая деятельность без зрения? Приходилось влачить жалкую бесцельную жизнь!
     Но батюшка, сама любовь и сострадание, не дал погибнуть мне, горькой сироте. Узнав о моей слепоте, он велел мне лечиться, послал к опытному окулисту Филатову, который ужаснулся, видя вместо глаз какую-то воспаленную бесформенную массу. Хотя не было никакой возможности путем обыкновенной медицинской помощи восстановить зрение, но батюшка властно приказал мне лечиться, и доктор, по его просьбе, взялся за многотрудное дело. Молитва и помощь целителя-батюшки быстро делали свое: путем прижигания, пускания каких-то капель в глаза восстановлялась нужная материя, совершилось чудесное восстановление погибшего органа, доктор и сам поражался такому удивительному случаю: совершенно атрофированный орган опять получил прежнюю силу и способность; и я теперь, слава Богу, вижу и продолжаю занятия, благодаря которым могу жить и кормиться.
     Приводили "порченых" к батюшке для исцеления. Одну такую больную с трудом могли сдержать четверо мужчин, она все металась и колотилась, не хотела подходить и кричала: "Съем, съем". Наконец с трудом удалось подвести ее. Тогда батюшка стоял на амвоне, давал целовать святой крест после молебна. Увидав ее, он обернулся к алтарю, она же все металась и бранила батюшку, крича, что он измучил ее, не дает ей покою. Тогда батюшка обернулся к ней, ударил ее крестом по голове, она упала и затихла. Батюшка повелительно сказал ей: "Встань",- она встала, приложилась к кресту и пошла совершенно спокойная и здоровая.
     А то на моих глазах был вот еще какой случай исцеления. Привел какой-то мужичок в собор совершенно согнутую женщину, она не могла даже поднять головы, которая пригнулась к ногам; невозможно было без жалости смотреть на такое ненормальное положение туловища и головы. Подвел ее мужичок к батюшке, батюшка немного нагнулся к ней и громко сказал: "Погляди на меня". Казалось, батюшка требовал невозможного, потому что все туловище неправильно срослось и голова не могла подняться. "Погляди на меня",- опять повторил батюшка, и что же! Больная, как бы по действию какой-то силы, начинает поднимать голову кверху и смотрит на пастыря, а он несколько раз благословляет ее и отсылает с миром домой.
     Еще два или три раза мне пришлось ее видеть в соборе, и каждый раз все больше и больше разгибались ее сведенные члены, и тело приняло наконец хотя наклонное, но почти нормальное положение - приняло человеческий вид.
     Одной больной надо было сделать операцию, так как у нее была очень опасная внутренняя болезнь. Послала она в собор к батюшке попросить его святых молитв, а батюшка прислал ей просфору. И вот как рассказывала сама больная: "Только что я съела кусочек просфоры, как вдруг точно что внутри упало мне в ноги, боль утихла, и я стала поправляться". Уже достаточно окрепнув, поехала она в собор благодарить батюшку, а батюшка тут же взял ее на исповедь, причастил Святых Таин, и больная совершенно выздоровела.
     А то вот еще что рассказывали мне: одна еще довольно молодая женщина, Зинаида Андреевна, была при смерти: ей надо было сделать операцию, но доктора не решались, потому что больная была слишком слаба и не в состоянии была перенесть операцию. Несчастный муж ее приходил в отчаяние. Господь, видно, сжалился над ним и послал исцеление. Случайно в это время к кухарке их, Татьяне, пришла сестра, которая знала батюшку и всегда бывала в соборе. Узнав о тяжком горе в семье, она посоветовала обратиться к батюшке и просить его святых молитв и помощи.
     Брат умирающей сейчас же поехал к батюшке, который жил в это время на даче. Батюшка принял его, и первые его слова были:
     - Как вы узнали обо мне?
     Приехавший передал батюшке, как было дело и кто им указал обратиться к нему за помощью.
     - Ах, это Маша,- возразил пастырь.- Чем я могу быть вам полезен, рассказывайте,- продолжал пастырь и внимательно выслушал все.
     Потом он взял два образка - Божией Матери "Благодатное Небо" и целителя Пантелеймона - и велел передать больной. Наконец подал ему просфору и сказал:
     - А эту просфору пусть больная скушает.
     Приехавший поспешил сообщить батюшке, что больная давно уже ничего не может проглотить.
     - Ничего, дайте ей кусочек просфоры, а потом четверть чашки бульону, пусть она подкрепится, а завтра я приеду к вам, благословлю больную.
     Взволнованный и радостный уехал домой посетитель. Узнав о скором посещении батюшки, больная сразу оживилась, съела кусочек святой просфоры, выпила четверть чашки бульону и почувствовала себя гораздо лучше.
     На другой день приехал батюшка, прямо прошел к больной и долго стоял молча около кровати, больная видела, как он шевелил губами и смотрел на святые иконы, прося Господа исцелить ее. Благословив и ободрив больную, батюшка уехал, попросив ее выпить полчашки бульона и съесть котлетку.
     Больная видимо стала поправляться. Еще раз батюшка навестил ее, после чего она совсем выздоровела. Вот какие были чудесные исцеления! Разве возможно их все описать и перечислить!
     Если батюшка, приобщая ребенка, покрывал лицо его чашей, то это был несомненный знак, что ребенок скоро умрет. Лаская однажды младенца-девочку, Женю Фролову, батюшка высоко поднял ее, как бы отдавая ее Господу на небо, и сказал: "Прощай, деточка, молись за меня",- и девочка вскоре неожиданно заболела и умерла.
     У одной женщины, А. М. Булаткиной, появилась на лице опасная рожа, все лицо превратилось в опухшую массу. Пошла я к батюшке и попросила помолиться за нее. Батюшка дал мне рубль и сказал: "Снеси ей". Как только увидала больная присланный рубль, так с благоговением стала целовать и прикладывать к опухшему лицу. Что же! Тут же почувствовала она себя гораздо лучше, и через несколько дней рожа бесследно прошла.
     Вот какие были чудесные случаи исцеления. Да разве возможно пересказать все, что совершал и как исцелял батюшка! Все духовные дети его - это венец его чудес и исцелений, все они видели его чудеса, и редко кто из них не был вырван им от смерти или спасен от опасности.
     Приведу и еще несколько случаев: у одной духовной дочери батюшки родилась дочка, такая неспокойная, что дни и ночи все кричала. Нанята была хорошая нянька, которая холила и мыла девочку, но ничто не помогало. Несчастные родители не знали, что и делать, несколько раз осматривали они ребенка, боясь, не вошла ли в его тельце иголка или булавка, но ничего не замечалось, а потому можно представить, как велика была горесть родителей, которые в сильном недоумении испробовали многие медицинские средства облегчения, чтобы успокоить свое дорогое, так давно жданное дитя. Но полненькая, здоровенькая с виду девочка не внимала никаким ласкам и заботам родителей и так сильно, так болезненно кричала, что доставляла им сильнейшее душевное страдание. Что тут было делать?
     Но великий благодатный пастырь, приняв под свою спасительную опеку мать, пожелал озарить благодатью и новорожденное дитя, чтобы сделать его сосудом чистоты и духовного и нравственного богатства. Однажды к ним в семью явилась посланницей и вестницей батюшкиной попечительности и его премудрого усмотрения знакомая их, Еленушка.
     - Вы бы снесли ребенка к батюшке в храм приобщить его,- спешит посоветовать она матери, понимая, что только благодать Божия может помочь здесь и остановить такой непонятный, неестественный детский крик и плач.
     - Как же это можно, девочка только недавно приобщалась, зачем я понесу ее, разве можно так часто приобщать ребенка,- сердито ответила ей мать, слегка возмущенная таким несвоевременным заявлением.
     Однако же ревностная ученица благодатного пастыря не унимается:
     - Ну что же, что недавно приобщали, а теперь снесите к батюшке в его храм и приобщите там.
     Но упрямую натуру матери, еще незнакомой с благодатным действованием святейшего таинства, трудно было сломить. Прежние печальные откуда-то взявшиеся убеждения о законности и необходимости редкого приобщения так глубоко и основательно вкоренились во всех слоях общества, что многой борьбы, многих тяжких испытаний стоило пастырю переубеждать людей в их жалких и неосновательных мыслях, насаждая сознание о необходимости для всякой верующей христианской души как можно чаще соединяться со Сладчайшим Господом (по Его святейшему непреложному глаголу) в таинстве Святого Причащения,- что же может быть лучше и величественнее для человека такого высшего блаженства на земле.
     Чистосердечно, с полнейшим смирением и раскаянием должно приступать к таинству исповеди и к святейшему таинству Причащения, и можно и здесь, на земле, предвкушать райское наслаждение - в этом все наше спасение, вся наша отрада, все наше врачевство. Что может быть выше и дороже сего преблагостного дара, который святит, живит и воскрешает греховно-испорченную, греховно-изломанную душу? Что может сильнее отражать мерзостные козни лукавого, который далеко бежит от этой преблагостной святыни? Часто принимать Пречистое Тело и Всечестную Кровь Его - это соединяться часто с Самим Сладчайшим Спасителем, целиться Им, освящаться Им, вдохновляться Им!
     Но слепой, непросвещенный люд не может понять этого и безжалостно осуждает себя на мрак и омертвелость. С трудом удалось терпеливой Еленушке убедить мать снести ребенка в церковь к батюшке, чтобы приобщить его там.
     Ребенок так хорошо, так спокойно ведет себя, что мать, еще не понимавшая благости Божией, поражается этим, но все-таки, подходя к кресту, говорит батюшке:
     - Девочка очень кричит у меня, что мне с ней делать?
     - Приобщайте ее чаще,- указывает ей пастырь на источник духовного целения неспокойного ребенка.
     - Как же чаще, батюшка, ведь полагается через шесть недель, так и родители нас учили, так и священники говорят.
     - Нет, чаще,- возражает ей пастырь.
     Смущенная мать начинает сбавлять назначенный срок и спрашивает батюшку:
     - Через три недели?
     - Нет, чаще,- продолжает наставлять ее мудрый пастырь, разбивая ее неправильные укоренившиеся понятия.- Когда будешь приходить в церковь, тогда и приобщай ребенка,- определенно уже заявляет он, желая вразумить эту еще духовно неопытную женщину, что ее младенец, как чистое, неиспорченное существо, может неосужденно принимать Пречистую Кровь Господа.
     - Батюшка, да я каждый день буду ходить в церковь, что же, каждый день и приобщать ребенка? - пробует она окончательно добиться толку и узнать, когда же ей приобщать ребенка.
     - Вот это-то было бы очень хорошо, больше ничего и не нужно,- слышатся дивные пророческие слова пастыря, который на этом ребенке показал, как велико и спасительно частое приобщение Святых Таин.
     Когда девочку принесли домой, она все время спокойно спала, даже не принимала пищи. Мать опять забеспокоилась, и на другой день утром, видя, что ребенок все спит, она было побоялась нести спящую девочку в церковь, но, вспомнив наказ батюшки, отправилась с ребенком к обедне. В церкви дитя проснулось и тихо приняло Святые Дары, после чего опять заснуло.
     Видя, что ребенок совсем перестал кричать, стал тихим и покойным, отец с радостью отпускал его в церковь. Такая удивительная перемена с ребенком показала родителям, сколь велик батюшка, сразу остановивший резкий постоянный крик младенца и научивший их, как целить его Святейшей Божественной Пищей.
     Итак, девочка, по милосердию Божию и по великому пастырскому попечению, стала каждый день приноситься в храм на батюшкины службы, приступать к Божественной Трапезе, и таким образом она все больше и больше освещалась светом веры и благодати.
     Это был необыкновенный ребенок. Девочка сильно полюбила батюшку - бывало, так вся и затрепещет, когда его увидит, и беда, если матери не скоро удастся поднести ее к батюшке, она так начнет волноваться и беспокоиться, так начнет приставать к маме и хлопать ее ручонкой по щеке, что многие с удивлением смотрят на нее и радуются ее детскому чувству. Когда же мать подносила ее к батюшке, то он целовал ее в лоб; тогда девочка с радости начинала прыгать на руках у мамы и хлопать ручонками. Это было особенное стремление к благодати, и батюшка раз за всенощной дал понять матери, что у нее не простое дитя. Как-то П. И. принесла девочку ко всенощной, вошла в исповедальню и бережно положила ее там. Батюшка во время каждения по храму взошел в исповедальню, подошел к ребенку и несколько раз произнес: "Боже мой, Боже мой",- как бы призывая этими величественными словами на него благодать Божию, потом, обращаясь к матери, спросил:
     - Кто это у тебя?
     - Девочка,- простодушно отвечала ничего не понявшая женщина.
     - Да знаешь ли, кто это у тебя? - продолжал знаменательно допрашивать пастырь, как бы желая вразумить ее, чтобы она особенно берегла и охраняла своего ребенка.
     Отец ради спокойствия и счастья дочери на все соглашался; видя, что после того, как его дочку ежедневно стал приобщать батюшка, она стала тихой, кроткой девочкой, он не препятствовал жене возить ее в церковь даже в мороз и в сильную стужу; только как-то раз, видя, что жена собирается ехать с ребенком в храм, он сказал ей: "Хоть бы ты один раз осталась дома, посмотри, сколько у нас дел, один раз и пропустить можно". Жена, не желая раздражать своего мужа, согласилась остаться. Но сам ребенок дал понять своим родителям, что нельзя ослушиваться приказания старца: девочка в этот день по-прежнему так стала кричать и метаться, так измучила своих родителей, что мать насилу могла дождаться следующего дня, чтобы свезти ее в церковь. Это настолько поразило отца, что он уже больше никогда не покушался удерживать жену дома, а напротив, еще сам посылал ее в собор.
     Это дитя было первое, которое стало ежедневно подпускаться батюшкой к Святой Чаше, стало ежедневно освящаться и укрепляться небесной благодатью. Благодаря этому великому сладостному обилию благодати девочка удостоилась после дивных видений, непостижимых и недоступных для простых осуетившихся людей.
     Батюшка строго приказывал матери, чтобы ребенка не целовали в уста, говоря, что эти уста принимают Святейшие Тайны и не нужно, чтобы кто-нибудь прикасался к ним, потом он не велел кому-нибудь отдавать ее на руки, видимо, он готовил эту девочку к Небесному чертогу Царя Славы, чтобы она полетела туда во всей духовной красоте.
     Это было дитя, испрошенное матерью у Царицы Небесной только на четыре года, по истечении которых родители должны были покорно отдать ее на небо, как не принадлежавшее им сокровище, но родители, страшно любившие свою дочку, не могли расстаться с ней.
     Назначенные четыре года приходили к концу. Вдруг девочку поражает нервный удар паралича: красивое полное личико вдруг делается изуродованным, глаза скашиваются, рот тоже, ребенок, к ужасу своих родителей, сразу делается несчастным существом. Это случилось в пятницу на Святой неделе, в день празднования Божией Матери "Живоносный Источник". В страшном испуге и отчаянии бросается мать к пастырю и передает ему о своем несчастии. Услыхав о таком горе родителей, батюшка сильно заволновался и велел П. И. с ребенком отправиться к доктору Корнилову, который, осмотрев девочку, сказал, что она не переживет этой недели: должна умереть или помешаться. Мать в ужасе бежит к батюшке и умоляет его спасти ребенка, говоря, что и муж ее находится в страшном отчаянии. "Что вы просите меня,- возражает пастырь,- Сам Господь пришел за ней и берет ее к Себе; Он потому и послал паралич, чтобы вам легче было с ней расстаться, а то тяжко было бы вам, если бы она умерла у вас такой красавицей".
     Но материнская скорбь металась, рыдала и молила батюшку сжалиться над ними, несчастными, и упросить Господа оставить им их дитя. Батюшка больше ничего не возразил, но, видимо, не мог переносить такого отчаянного страдания родителей: он стал умолять Господа сжалиться над ними и не брать к Себе их дитя. И вот девочка видит во сне дивное видение и рассказывает его матери, которая, ничего не понимая, начинает опять умолять батюшку, с немым отчаянием смотря на свою бедную больную девочку. Тогда батюшка, испросив у Господа оставление девочки на земле, говорит матери: "Дочь ваша должна была идти на небо, но Господь сжалился над вами, поезжайте к преподобному Сергию, там получит она исцеление: меняйте три раза ей на день рубашки и каждый день приобщайте ее". И действительно, когда девочка приложилась к благоуханным мощам преподобного Сергия, то глаза ее и рот установились на место! Можно понять, что почувствовали скорбные, измученные сердца родителей! Их дорогое, неоцененное дитя опять с ними, опять будет утешать и радовать их. Даже отец, еще не ходивший к батюшке, и тот воспылал величайшей благодарностью к нему за такое дивное ходатайство пред Богом.
     Девочка осталась на земле; только правая ручка и ножка ее были повреждены, так что писать и работать она может только левой рукой.
     Батюшка сказал: "Теперь я на четыре года беру ее на свои руки",- и, действительно, батюшка зорко воспитывал ее, постоянно освящал ее таинством Святого Причащения и часто брал ее на руки. По прошествии четырех лет он как бы передал ее матери и строго наказывал, чтобы она берегла и охраняла девочку. "Как я должен сохранять епитрахиль, так и ты мне, смотри, сохрани дочь, а то будешь отвечать за нее",- строго приказывал он матери. Восьми лет он велел ее учить грамоте и перед началом учения отслужил у них на дому молебен, испрашивая ей у Господа душевные и телесные силы для умственного развития: девочка, по его святым молитвам, скоро ловко научилась писать левой рукой и в короткое время читала очень порядочно.
     Батюшка как-то пророчески сказал матери: "А все-таки она у вас остается только до совершенных лет, а там уйдет".
     Вот о каком чудесном исцелении двух хромых женщин рассказывала Прасковья Филимоновна: была одна женщина, у которой нога была подогнута, так что она ходила на костылях, и вот видит она во сне, что какой-то священник отслужил ей молебен, помолился за нее и нога ее исцелилась. И она долго ходила по всем церквам и все разыскивала пастыря, виденного ею во сне. Приходит она в церковь "Нечаянной Радости" и, к крайнему восторгу своему, видит, что здесь служит именно тот пастырь, который явился ей во сне и исцелил ее ногу. После молебна она подошла к батюшке и сказала ему: "Я вас видела во сне, и вы исцелили мою больную ногу",- и она стала просить его святых молитв. Тогда батюшка, встав перед образом Царицы Небесной, сказал ей: "Помолимся". И так он горячо молился, что даже плакал, потом сказал женщине: "Дай костыль"; она подала ему. Он поставил его около образа Царицы Небесной "Нечаянная Радость", и вдруг женщина чувствует, что кто-то по ноге ее так сильно ударил, что она даже вскрикнула, и при этом нога ее опустилась на пол.
     И что же? Женщина чувствует, что нога ее, прежде недвижимая, теперь может становиться на пол и свободно передвигаться. Не помня себя от радостного удивления, так чудесно исцеленная женщина хочет все-таки взять костыль, боясь оступиться, но костыль куда-то исчез, и она, заручившись какой-то тоненькой палочкой, свободно, бодро идет домой. И с тех пор она совершенно правильно стала ступать и двигаться, так что даже не осталось никакого знака прежней хромоты.
     А вот и другой случай исцеления хромой. Две монахини пришли однажды в больницу навестить одну свою знакомую, а она стала им рассказывать, что доктора назначили одной несчастной девушке отнимать ногу. Пришедшие монахини очень пожалели девушку и сказали, что уж лучше помереть, чем быть искалеченной на всю жизнь, и стали уговаривать ее как-нибудь уклониться от операции, но больная девушка сказала им, что нужно или решиться на операцию, или же уходить из больницы; но так как ей некуда было деться, то она и должна согласиться на операцию. Тогда сострадательные посетительницы решаются взять ее с собой в монастырь, чтобы избавить ее от такой ужасной операции. И вот они все втроем усаживаются в пролетку извозчика и отправляются в Вознесенский монастырь, но по дороге им приходится проезжать мимо Архангельского собора. Много слыша о чудесных исцелениях батюшки, монахини останавливаются около собора и решаются больную подвести к батюшке. Батюшка служил в это время вечерню, и после вечерни народ стал подходить к кресту прикладываться. И бедная девушка с трудом могла стоять, так как у нее страшно болела нога, которую она сильно натрудила, и слезы ручьями лились у нее из глаз. Она подошла на костылях к кресту, и батюшка сурово обратился к ней, говоря: "Что это ты нюни распустила?" Больная поспешила оправдаться и сказала, что у нее сильно болит нога. "Какое место?" - продолжал допрашивать благой пастырь. Она показала выше колена; тогда он три раза сильно ударил ее рукой по больному месту и сказал: "Неправда, у тебя здесь и не болит!" - и велел солдату дать ей святого масла.
     Прасковья Филимоновна, не поняв благого действия пастыря, возроптала в душе на него и подумала: "Ишь ведь, как батюшка обошелся сурово с ней, разве он не видит, что она еле жива, да еще как ударил по больному месту"; потом, сострадая несчастной, она подошла к ней и стала расспрашивать: больно ли батюшка ее ударил по ноге? Но больная, однако же, с радостью возвестила ей, что при таком резком действии пастыря она не почувствовала никакой боли, напротив, ей так легко стало на сердце, а то раньше оно сильно замирало. Пришла она в монастырь, помазала ногу святым маслом, и нога стала крепнуть, так что через два дня она явилась в собор уже с одним костылем и объявила, что ее рану уже стало затягивать; а через три дня она пришла в собор совсем без костыля и горячо благодарила дорогого целителя-батюшку; она ходила в собор недели две, и так как она была одинока и не имела пристанища и никаких средств к жизни, то батюшка дал ей два рубля и благословил ее торговать деревянным маслом. Торговля ее пошла очень удачно, так что на выручаемые деньги она могла существовать и кормиться.
     Вот как целил, учил и поддерживал пасомых незабвенный пастырь, вот как быстро согревал он и оживлял уже почти совсем онемевшие безжизненные члены, а главное, заботился о том, чтобы люди при всех своих опасных заболеваниях прежде всего обращались к врачевству небесного целения и с чувством смирения и раскаяния приступали бы к Святым Животворящим Тайнам. По его горячим молитвам все с верою и благоговением приступающие к сему Божественному дару получали быстрое исцеление.
     Дочь Прасковьи Филимоновны, Анюту, батюшка пожелал приобщать каждое воскресенье, а в дни больших праздников Рождества и Воскресения Христова - через день, говоря, что родители в малолетстве его заботились, чтобы он приобщался каждый день Святых Таин.
     Однажды Прасковья Филимоновна Григорьева встречает в соборе свою знакомую и спрашивает ее, почему давно не было видно ее в церкви, а знакомая рассказывает ей, что с ней сделался паралич, отнялись рука, нога и язык, и она ничего не могла промолвить, и вот под самое Рождество во сне пришел к ней батюшка, положил руку ей на голову и запел: "Рождество Твое, Христе Боже наш" и "Дева днесь Пресущественнаго раждает",- и она стала подпевать ему, так что даже домашние ее слышали, как она пела ночью, а когда она проснулась, то, к изумлению родных, вдруг стала говорить и рассказала о явлении к ней во сне батюшки. На другой же день после этого она пошла в Архангельский собор, чтобы поблагодарить своего чудного исцелителя.
     Одна духовная дочь батюшки, Ольга Ивановна, страдала внутренней болезнью, она была сильно больна, так что ее даже с трудом поворачивали на простыне. Послала она прислугу свою Марфушу в собор к батюшке, чтобы выпросить у него благословение лечь ей в больницу, но так как огромная толпа теснилась и подходила к кресту, то она никак не могла подойти к батюшке, и вдруг слышит она, что батюшка с амвона громко говорит: "Марфуша, Ольгу Ивановну не надо в больницу, я завтра сам к ней приеду". Она идет и возвещает об этом своей хозяйке. Ольга Ивановна жила на Моховой, и вот Марфуша на другой день, убирая комнаты, посмотрела в окно и увидела, что едет батюшка; она сейчас же бросилась сказать Ольге Ивановне, которая, бывши до тех пор почти без движения, вдруг при такой радостной вести поднялась с подушки, спустила ноги и завернулась в простыню.
     Батюшка вошел в ее комнату, подошел к больной, благословил ее, осмотрел все рецепты и сказал: "Да, болезнь очень серьезная",- потом помолился и, обратившись к Ольге Ивановне, промолвил: "Приходи в собор, причастись". После чего батюшка простился со всеми и уехал.
     На другой день больная действительно встала и отправилась в собор, но она еще еле стояла и была безжизненная и желтая, как воск, а когда приобщилась Святых Таин, то стала оживленная, радостная, вернулась домой и даже не легла на постель и вскоре совсем выздоровела.
     Дочь Прасковьи Филимоновны, Анюта, четырнадцати лет сильно захворала горлом, которое распухло, так что она не могла ни дышать, ни говорить. Пришла мать к батюшке на дом на Воздвиженку и сказала, что у дочери сильно захватило горло и что, может быть, надо пригласить доктора. "Конечно, позовите доктора,- поспешил посоветовать ей батюшка,- а сначала дайте ей вот этот апельсин". Но Прасковья Филимоновна возразила на это, что она совсем не может глотать. Тогда батюшка велел по возвращении домой выжать сок из него на ложечку и дать девочке, потом ложку молока, а за доктором непременно послать.
     Мать так и сделала: пришла домой, выжала сок из апельсина и дала больной. Как только девочка проглотила сок, так вскрикнула и после того выпила ложечку молока. Анисья же (пришедшая знакомая) была послана за доктором. Пришел доктор и, осмотрев горло девочки, обратился к матери и с удивлением спросил: "Чем вы прорвали?" Больная стала поправляться.
     И в другой раз Анюта захворала, с ней сделалась, вероятно, скарлатина. Пришла Прасковья Филимоновна к батюшке, а он велел ей купить карболовой кислоты и вспрыснуть все в квартире и даже дал ей двадцать копеек, сказав: "На, возьми, у тебя нет",- и правда, у нее не было с собой денег. Она купила карболовой кислоты и вспрыснула кругом, и больной стало лучше.
     У одной женщины, Татьяны Михайловны, был в теле блуждающий желвак, который как-то странно блуждал по телу. Ее положили в больницу; желвак появился в ноге повыше колена, доктора назначили сделать ей операцию. Явились они на операцию осматривать больную, а желвак исчез. Через некоторое время он оказался в другом месте; опять назначена была операция, опять явились врачи, а желвак, как бы испугавшись такого дерзкого покушения на его свободу и самостоятельность, вновь скрылся подальше; и так много времени мучил он ее. Операции не пришлось делать, и Татьяна Михайловна должна была выписаться из больницы.
     Она сняла комнату у Прасковьи Филимоновны, которая первым делом посоветовала ей приобщиться Святых Таин. Но духовно неразвитая женщина все отговаривалась и не слушала благого совета. Наступила Великая Пятница. Прасковья Филимоновна уже окончательно пристала к ней, чтобы она вместе с ней пошла в церковь и исповедовалась у батюшки. Чтобы как-нибудь избавиться от надоедливых приставаний, Татьяна Михайловна согласилась пойти в церковь, но сама же (как после призналась) рассчитывала как-нибудь ускользнуть из церкви и вернуться домой. Однако же мудрый пастырь распорядился иначе: он явился на помощь Прасковье Филимоновне. Едва она только ввела свою непокорную знакомую в церковь и подвела к исповедальне, как вдруг около них очутился батюшка и, указывая на Татьяну Михайловну, сказал: "Дайте мне эту душевнобольную". Прятаться и бежать было некуда, и она волей-неволей пошла исповедоваться.
     Батюшка велел ей чаще приобщаться Святых Таин, и она при таком благодатном освящении сначала физически, а потом и духовно стала возрастать и укрепляться. Прежде, временами, она ходила совсем согнутая, так как желвак вступал ей в спину, а при частом приобщении Святых Таин она совсем перестала чувствовать боль, ходила бодрая и прямая, и вскоре совсем выздоровела; желвак исчез, и она стала крепкой и здоровой.
     Вот что сообщила о великой помощи благого пастыря Екатерина Ниловна Быкова. Муж ее, Федор Федорович Быков, пил запоем, сама же она знала батюшку и высоко чтила его и, скорбя об ужасном состоянии мужа своего, обратилась как-то к батюшке и стала просить его помолиться за ее мужа, но пастырь строго крикнул на нее: "Сама спасайся!" Однако же настрадавшаяся женщина не унимается, она не обижается гневному оклику батюшки, она понимает, что любвеобильный пастырь не может отвергнуть измученное сердце, если оно с верой и горячей мольбой прибегает к нему, а потому вторично умоляет батюшку сжалиться над ее мужем и спасти его. Такая искренняя, смиренная скорбь, такая неустанная просьба трогает пастыря: с лаской и с нежностью он принимает неутешную мольбу и озаряет истомленную женщину лучами своего благодатного света. "Деточка,- кротко, радостно ласкает он ее,- хорошо, помолюсь".
     И вот муж ее, пропадавший пять дней, пришел домой и вдруг сам сказал: "Я пойду в собор, хоть около дверей постою". Можно ли было поверить, что этот несчастный алкоголик, который дни и ночи проводил в буйстве и в пьянстве, вдруг сам пожелал идти в храм Божий!.. Такая перемена непостижима была простому разуму, но она глубоко понималась верующей скорбящей душой жены. Да, эта простая, незначащая женщина удостоилась видеть такое всеблагое милосердие Божие, которое, по молитвам достойного пастыря, сразу вырвало погибающую душу грешника из топкой всасывающей пучины: несчастный, расшатанный, развинченный, больной человек быстро приводится в здоровое, осмысленное состояние.
     Федор Федорович останавливается у дверей храма, а жена входит во храм и молится. Шла всенощная. Екатерина Ниловна подошла к святому Евангелию, приложилась и сказала батюшке, что пришел ее муж. "Пойди, скажи ему, чтобы он подошел ко мне, я желаю с ним познакомиться",- любяще обратился к ней пастырь. Обрадованная женщина спешит сообщить об этом мужу, но он не соглашается подойти к батюшке, так как прежняя пагубная жизнь оставила на нем неизгладимый след и он боялся подойти к благодатному пастырю. И вот, пока жена убеждала и уговаривала мужа, все уже подошли к Евангелию, а батюшка все стоял и дожидался его. Батюшка, великий, праведный, дивный старец стоял и дожидался - кого же? Ничтожного, заблудшего человека, всего загрязненного, всего пропитанного губительным зельем! Вот до чего доходила ангельская любовь пастыря, вот до чего простиралось его великое милосердие к несчастным, грешным, заблудшим людям! Он не гнушался грязи, порочности, он звал ее, просил, ждал! Да, незабвенный, благостный пастырь! Он, великий служитель храма, стоял среди него и ждал ничтожного, последнего раба.
     Наконец удалось жене почти насильно подвести мужа к батюшке. Пастырь с любовью принимает его к себе. Он подводит его к мощам Димитрия-царевича, около которых встретил грешника, долго, пламенно молится, потом идет к чудотворному образу Владычицы "Благодатное Небо", наконец к мощам князя Михаила и боярина Феодора, черниговских чудотворцев, все время читает над грешником молитвы, призывая благодать Божию, всеисцеляющую и всеукрепляющую. Потом, благословив его, уходит в алтарь. Когда же Екатерина Ниловна подошла к батюшке поблагодарить за мужа, то батюшка сказал "Аминь" и велел ей прийти на другой день, говоря, что пошлет ее мужу просфору.
     На другой день батюшка действительно послал просфору. Федор Федорович с тех пор не стал брать в рот вина, перестал даже курить. Жена не знала, как и благодарить благого пастыря, и сказала ему:
     - Батюшка, он не стал совсем пить и даже не курит теперь.
     Но провидец-батюшка ответил ей:
     - Вина-то он не станет пить, а курить-то будет.
     И действительно, он после стал курить.
     Оправив и укрепив таким образом несчастного, едва не погибшего человека, батюшка повел его дальше по пути веры и исправленной нравственности. Он устроил его управляющим к Н.Г.Вельтищевой. Такая трудная ответственная должность сильно испугала неумелого и малограмотного человека, но батюшка благословил его, сказав: "Со Христом ничего". Пастырю нужна была его честность и добросовестность, а дальше он благодатно мог и неумелого, неразвитого человека поставить в должные рамки умения и порядка. Неученый, малоопытный человек действительно пришелся к месту, сделался вполне пригодным, дельным управляющим, так что даже архитектор поражался его толковому, правильному наблюдению за всем, его основательной деятельности и спрашивал его: не в Техническом ли училище он окончил? Потом, когда дом перешел в другие руки, батюшка устроил его надсмотрщиком к княгине Н. Б. Шаховской, где он и прожил до конца своей жизни.
     Приведу и еще один случай, о котором рассказывала М. З. З. В молодости она десять лет сильно хворала: у нее было поражение легких и расстройство нервной системы; она лечилась, но здоровье ее не поправлялось, а все больше и больше слабело, так что стала идти кровь гортанью; но Сама Владычица "Взыскание погибших" помогла ей и простерла Свою дивную помощь; она стала поправляться и немного окрепла силами.
     Дочь ее, Варя, на втором году стала говорить, но Господу угодно было послать великое испытание несчастной матери: девочка сделалась глухонемой. И когда ей исполнилось семь лет, то мать отдала ее в училище для глухонемых, но сама все-таки часто была больна, и вот тут-то М. З. случайно попала в собор и узнала батюшку - Господь сжалился над несчастной женщиной и послал ей пастыря, который своею благодатью стал озарять ее и направлять к пристани спасения. Девочка стала понемногу привыкать к учению, но здоровье ее тоже было очень плохо, так что батюшка велел взять ее из училища.
     Первого февраля М. З. в первый раз пришла к батюшке на исповедь, и он сказал ей: "Трифон мученик поможет". Ей стало лучше, уже не было такой изнурительной слабости, как прежде; во второй раз попала она на исповедь накануне Николина дня, и после приобщения Святых Таин она совсем исцелилась и окрепла силами и стала быстро ходить, тогда как прежде доктора не позволяли ей этого; теперь же она целыми днями бывала на ногах и не чувствовала никакой усталости. Вот как быстро поднял ее дорогой целитель-батюшка.
     Муж ее Петр прежде пил запоем. Сокрушаясь о таком горестном состоянии своего мужа, М. З. убеждала его пойти к батюшке, но, сколько она ни звала его, он и слушать не хотел, говоря: "И в нашем приходе есть священник, зачем я пойду в собор". Так три года ничего не могла сделать с ним несчастная женщина; это были такие ужасные томительные для нее годы, что она и вспомнить не может о них.
     Чтобы возбудить в ней горячность молитвы за мужа, батюшка наложил на нее продолжительную епитимию, почти не подпускал к себе, строго держал вдали, а это было ужаснее всего. Немилость пастыря доставляла всегда человеку такое ужасное духовное страдание, что невозможно и передать этого. Три года молилась несчастная женщина, изнывая в тяжкой скорби, наконец душевный карантин окончился, милосердие Божие пролилось на М. З. Батюшка, видя чистосердечное сокрушение ее о муже, умолил Господа и его принять в число достойных чад Своей Церкви; тяжкое трехлетнее испытание окончилось и принесло желанную радость: муж ее озарился светом веры и вступил в духовное стадо благодатного пастыря.
     Это случилось так: в конце трехлетнего тяжкого искуса М. З. подходит к батюшке около мощей черниговских чудотворцев, князя Михаила и боярина его Феодора, подает ему записку о муже и три рубля денег. Батюшка не берет ни записки, ни денег, но видимо смягчается и уже не так порывисто-строго относится к ней. Муж ее внезапно заболел: у него опухли и закрылись глаза так, что он ничего не видел, с ним сделался сильный жар. М. З. идет в собор, молится за мужа, берет святой воды и приносит домой. Когда она омочила святой водой глаза больного мужа, то у него сейчас же открылся один глаз, а через несколько времени и другой, и он быстро выздоровел. Такое чудесное исцеление сильно подействовало на него и, видимо, послужило для него спасительным толчком, так что он накануне 22 октября пошел в собор ко всенощной и получил благословение от батюшки; 22 октября, в день празднования Казанской Божией Матери, он опять пошел в собор, батюшка исповедовал его около жертвенника и сказал ему: "Оставим вино, оставим пиво, оставим папиросы курить". Для закрепления такого великого благостного решения батюшка сказал ему: "Давай помолимся",- и стал возносить горячую молитву о вновь обращенном на путь истины и спасения грешнике. Велика, горяча, благодатна была молитва праведника о заблудшей овце, потому что Петр Петрович (так звали мужа М. З.) с того времени до самой смерти своей не взял в рот ни спиртных напитков, ни папирос.
     Вот как спасительно мог действовать пастырь на людей: дав им некоторое время пострадать для укрепления их веры и молитвы, он зато озарял их таким ярким светом своей благодати, что они навсегда уже укреплялись в своем радостном, благодатном состоянии; все приготовлялось долгим, продолжительным терпением, долгими, горячими молитвенными рыданиями изнывающей скорби, но зато увенчивалось неописанным восторгом удовлетворенной мольбы и обращения ко Господу, высшим чувством беспредельной благодарности к пастырю, благоговейным преклонением перед его величием, перед его безграничной любовью к ближним и тем навсегда приводило к его стопам.
     Однажды у Марии Гавриловны Мешковой сильно заболели бок и грудь; такие поднялись колики, что она не могла дышать, всю ночь на крик кричала и вся почернела. С великим трудом собралась она утром и пошла в собор, чтобы попросить у батюшки благословения лечь в больницу. Пошла она из дома и сказалась хозяйке, что отправляется в больницу, так как действительно думала прямо из собора отправиться туда.
     Пришла она в собор, села на ступеньки; батюшка был на амвоне, обернулся он, посмотрел на нее и махнул ей идти к образу Василия Великого, что около северных дверей; встала она, пошла, приложилась и хотела уже сходить с амвона, вдруг вышел батюшка, все бросились к нему, он строго приказал им всем сойти, а Марию Гавриловну взял за руку и поставил перед аналоем. Смущенная Мария Гавриловна поспешила сообщить батюшке, что она совсем и не готовилась к исповеди, ела вчера мясо; тогда батюшка ответил ей: "Я тебя не спрашиваю, что было вчера, я знаю, что нужно тебе сегодня",- потом прочел ей разрешительную молитву и велел положить три земные поклона.
     Приобщилась она Святых Таин, боль быстро прошла; ночью она не могла даже пошевельнуться, а теперь свободно двигалась и легко дошла домой. Хозяйка, видя ее совсем здоровой и сияющей, стала расспрашивать ее, откуда она пришла, недоумевая, как могла совершиться с ней такая дивная перемена. Мария Гавриловна сообщила ей, что она причащалась в соборе у батюшки и с тех пор колотья совсем прошли и боль не возобновлялась.
     Анатолий Гаврилович Князев рассказывает, что их двухнедельная девочка Леночка быстро начала худеть, так что остались почти одни косточки, которые собирались и прыгали как бы в широком мешочке, тельце почти все истлело от тяжелого опасного недуга. Горестные родители, видя близкий конец, написали батюшке письмо и просили его помолиться, чтобы Господь исцелил их умирающую девочку.
     Проходит неделя, ребенку становится все хуже, ответа от батюшки нет никакого; наконец несчастные родители видят, что их дорогая неоцененная деточка видимо кончается, холодеет; они бережно кладут ее на стол, зажигают восковую свечу, ожидая, что скоро ангельская душа отлетит ко Господу. Однако же яркий луч надежды на батюшку еще горит в их измученных сердцах, и всю ночь проводят они в томительном ожидании среди безнадежной горести разлуки и радостного блаженного исцеления.
     Проходит ночь, вдруг получается письмо от батюшки. В трепетном страхе распечатывают они его и читают дорогие незабвенные строки своего ангела-хранителя батюшки: "Радуюсь вашему счастью, молюсь за всю вашу семью". Такие знаменательные благодатные слова драгоценного целителя-батюшки разом воскрешают их упавшее упование, и что же? Эта радостная весть как бы подлетает и к младенцу, будит его от сна смерти, радостно призывая к жизни; девочка чудесно исцеляется и тем приводит в неописуемый радостный трепет исстрадавшихся, измученных родителей.
     Матрена Михайловна Гостева, или болящая Матрена, как называл ее всегда батюшка, сильно хворала все время, так что дошла до полнейшего слабосилия и истощения организма. К довершению горя у ней открылась бессонница, она так ослабла нервами, что стала всего бояться. Узнала она батюшку в 1894 году, когда он служил в соборе. Пришла она раз в собор на вечерню, отстояла вечерню, после которой батюшка стал читать акафист Царице Небесной "Благодатное Небо". По окончании службы все стали подходить к батюшке под благословение, подошла и Матрена Михайловна и стала проситься у батюшки позволить прийти ей к нему на исповедь.
     - Зачем тебе? - спросил ее пастырь.
     - Для здоровья,- ответила ему Матрена Михайловна.
     Он позволил ей назавтра прийти к нему на исповедь. На другой день он действительно взял ее исповедовать, причем сам назвал ее имя, а когда она подошла к Святой Чаше, то он громко сказал: "Болящая Матрена причащается"; с тех пор она стала чувствовать себя лучше и лучше, боязни как и не бывало, явился хороший сон и аппетит. Матрена Михайловна быстро окрепла силами и перестала лечиться, тогда как до батюшки ходила по разным лечебницам, много потратила денег на докторов. Она и после своего чудесного исцеления несколько раз прихварывала, но всякий раз выздоравливала по молитвам дорогого пастыря, даже и теперь, после его кончины, чувствует на себе великую целительную помощь благого пастыря, потому что стоит ей только с усердием и с любовью обратиться к дорогому своему незабвенному хранителю-батюшке, как он сейчас же отзывается на ее просьбу и является к ней на помощь.
     Три года болели у Ольги Егоровны Игнатьевой зубы, она сильно мучилась, потом пришла к батюшке, а он тронул ее рукой за больную щеку, и зубная боль прекратилась.
     Сын ее Константин любил ездить в Останкино, там останавливался у одной старушки и часто отправлялся на охоту. В одно время его нашли несчастно скончавшимся в лесу. Сострадательная старушка похоронила его и с честью проводила на кладбище. Матери же никто не дал знать о его смерти, только раз, во время молебна, батюшка вдруг берет чью-то записку и возглашает: "А эта записка о новопреставленном Константине, чья она?" Это именно и было в то время, когда он скончался; таким образом премудрый пастырь хотел дать понять Ольге Егоровне о постигшем ее несчастии. Но она не догадалась и ничего не подозревала о смерти сына. И вот через неделю после его кончины, во время панихиды, кто-то сообщает Ольге Егоровне о смерти ее сына. С ужасным криком отчаяния бросается она к батюшке со словами:
     - Мой сын погиб!
     - Нет,- строго останавливает ее пастырь,- он не погиб, а несчастно скончался.- Потом обращается ко всем присутствующим, просит их встать на колени и помолиться о новопреставленном Константине; все усердно молятся, сам батюшка коленопреклонно возносит за него горячее моление ко Господу.
     Однако же несчастная мать в порыве ужасного горя хочет извести себя голодом, с ней делается нечто вроде припадка безумия. И вот ужасное горе водворяется в семье; отец и дочь не знают, как успокоить страдалицу-женщину; страшное неразумное намерение могло бы осуществиться и привести несчастную к погибели, если бы не ангельское любвеобилие батюшки, который рассекает висящий дамоклов меч и приводит смятенную душу несчастной женщины в нормальное состояние. К ней приходит от батюшки старушка Александрушка с просфорой и говорит, что батюшка прислал ей просфору и просит съесть ее. Но отуманенная горем Ольга Егоровна с сердцем отстраняет присланное и твердо стоит на своем ужасном плане. Однако же верная посланница настойчиво заявляет, что она до тех пор не уйдет, пока не исполнит возложенного на нее поручения. Начинается долгая, упорная борьба. Молитвы праведника сламливают решимость матери, она берет просфору и проглатывает кусочек. После такой продолжительной голодовки желудок плохо принимает пищу, происходит сильная боль.
     Александрушка ежедневно появляется от пастыря, который понемногу начинает вытаскивать из пучины погибающую душу. Укрепив святой просфорой духовно страждущую женщину, батюшка призывает ее к себе на исповедь, причем спасительно объявляет ей, что сын ее не погиб, а явился мучеником. Потом батюшка начал объяснять ей следующее: "Так как я половину твоего креста взял на себя, то я мог бы умереть или муж твой, но все это перешло на твоего сына, который, таким образом, явился мучеником за семью, а потому пострадал невинно". Эти основательные, успокоительные доводы живительным бальзамом отрезвили ее измученную душу, направив на вожделенный путь духовного успокоения. Она вполне этим вразумляется, начинает вести правильный образ жизни под руководством благого пастыря.
     Паша Кузьминский, будучи мальчиком, однажды сильно испугался кошки, которая бросилась в форточку окна, и от испуга онемел. Можно представить скорбь родителей! Родственница их обратилась к батюшке и попросила его помолиться за мальчика. Батюшка велел привести его в собор. Когда его стали будить, чтобы собираться к обедне, то он вдруг, будучи долгое время немым, воскликнул: "Куда, к батюшке?" - и послушно стал одеваться.
     Батюшка приобщил его Святых Таин; мальчик стал говорить довольно хорошо и свободно, только во время испуга или волнения он немного заикался. И вот мальчика стали готовить к экзамену. Пошел он на экзамен, но от волнения он стал сильно заикаться и не удовлетворил экзаменатора. Это было передано батюшке, который позвал его на дом к себе, все ласкал его и расспрашивал, по каким предметам Паша держал экзамен, и, отпуская его от себя, успокоительно сказал: "Бог даст, выдержим". И действительно, Паша вскоре отлично выдержал экзамен и больше совсем уже не заикался. Он окончил курс наук и теперь служит в Государственном банке.
     Сестра его, Соня Кузьминская, долго не начинала ходить. Крестная мама, знающая батюшку, привезла ее на дом к нему и горячо просила его помолиться за девочку, жалуясь ему, что она так долго не ходит. Батюшка, видя девочку слабенькой и худенькой, с жалостью промолвил: "Кому и ходить-то" - и благословил ее. Что же! Девочка стала после того ходить, теперь растет крепенькой и здоровой.
     Девочка Люба Мизикина два раза была опасно больна: в первый раз у нее сделалось осложненное воспаление легких, вследствие простуды после кори. Позван был лучший доктор, но он, к прискорбию родителей, не мог успокоить страдания умирающей девочки, которая металась и бредила в страшном жару. Идут к батюшке, просят его святых молитв; он посылает ей пузырек со святой водой и наказывает дать больной. Как только воспаленная, умирающая девочка выпила несколько капель святой воды, то сразу успокоилась и тихо заснула. Это было началом ее чудесного выздоровления; потом она скоро поправилась и забегала шустрыми, бойкими ножками, заставляя своим чудесным исцелением пасть родителей перед батюшкой с искренними благодарными слезами благоговейного умиления.
     После того с ней как-то сделалось опасное кишечное заболевание. Наскоро приглашенный доктор не понял болезни и усилил ее согревательными компрессами. Бросились к батюшке, который сейчас же велел переменить доктора. Обратились к профессору Гольду, который круто повернул лечение: он велел прикладывать лед к телу больной, но болезнь все-таки усиливалась. Мать в горести не знала за что хватиться: батюшка видимо готовил хорошего верующего ребенка к лучшей, блаженной жизни.
     Но разве мог любящий, жалостливый пастырь устоять пред рыданиями несчастного отца, который с пылкой верой в милосердие Божие просил пастыря помолиться и спасти его умирающую девочку? Батюшка, глубоко любя отца, стал ходатайствовать перед Господом об исцелении его больной дочери. И что же? Несмотря на ужасные симптомы болезни, несмотря на несомненные признаки приближения печального конца, девочка после тяжкого кризиса болезни начинает выздоравливать и тем приводит в крайнее изумление даже доктора, который совсем не рассчитывал на выздоровление и незадолго перед этим привез даже шприц отцу и научил, как им действовать в случае сильных предсмертных страданий девочки. Все эти приготовления к несомненной печальной развязке доставляли, конечно, несчастным родителям страшную муку, а потому можно понять, как возликовали они, как возблагодарили они Господа за чудесное исцеление их дочери по молитвам дивного пастыря.
     Вот что рассказывала Матрена Арефьевна Шкадрова: однажды у мужа ее, Федора Дмитриевича, на левой стороне горла вдруг появилась внутренняя шишка-нарост, которая стала сильно давить на горло, так что он говорил жене, что еще немного, и он может умереть. Она посоветовала ему сходить приобщиться у батюшки. Федор Дмитриевич послушался жены, и во время исповеди батюшка одной рукой оперся ему в правое плечо, а другой стал растирать его шишку. Пораженный Федор Дмитриевич не понимает, к чему это делает пастырь, и не догадывается о его благодатном врачевстве. Приобщается он Святых Таин; после того шишка его мало-помалу исчезает. Умиленные супруги не знают, как и благодарить своего незабвенного целителя-батюшку.
     Потом как-то разболелся у него правый глаз. Приказчики магазина, где он служил, советуют ему сходить в глазную больницу, говоря, что он должен заняться этим, а то может остаться без глаза. Приходит он домой и сообщает жене о вполне основательном совете сострадательных сотоварищей, но жена его оказывается более разумной советницей, она указывает ему на единственное надежное врачевство - приобщение Святых Таин. Муж слушается ее и идет к батюшке. Батюшка исповедует его с вечера, а на другой день приобщает его Пречистых Животворящих Таин, притом по его благому устроению муж и жена вместе подходят к Святой Чаше. Великий пастырь обращается к Матрене Арефьевне и, показывая на мужа ее, говорит: "Сведите его в глазную лечебницу, а то он может остаться без глаза",- дословно повторяет недавний совет его сослуживцев. Но крепкая верой в чудодейственную силу святого таинства Приобщения, Матрена Арефьевна понимает, что это величайшее таинство несравненно выше и дороже для человека всех лечебниц, и по ее вере Господь подает исцеление ее мужу. "По вере вашей да будет вам". В воскресенье он приобщался Святых Таин, а в понедельник пошел на службу с обоими здоровыми глазами, причем пораженные таким быстрым выздоровлением приказчики начинают расспрашивать его, у кого он лечился. "Меня лечил очень хороший доктор, который сразу мне помог",- уклончиво, но вполне правдиво отвечал спрошенный Федор Дмитриевич, понимая, что узкому недуховному кругозору его сотоварищей все равно не понять величия его исцеления.
     Мальчик Алексей Булаткин заболел дифтеритом, мать бросилась на дом к батюшке, но так как батюшка в то время жил на даче, то вышедшая няня успокоила взволнованную женщину и сказала, что она пошлет ему телеграмму. Но духовное сообщение с батюшкой не нуждалось ни в каких телеграммах - быстро долетела до него весть об опасной болезни мальчика, быстро стал он испрашивать у Господа ему исцеления, так что когда мать возвратилась домой, то она застала сына уже сидящим на постельке, совсем почти здоровым и веселым.
     Одна из духовных дочерей батюшки, старушка Александрушка, опасно заболела; почувствовав свой смертный час, просила она передать об этом батюшке; батюшка прислал ей сказать, что сам приедет приобщить ее. Приехал он, тут присутствовали две его духовные дочери: Пелагея Алексеевна и Анна Сергеевна. Встал батюшка около постели и начал так горячо молиться об ее исцелении, что слезы ручьями текли из его глаз. Приобщил он Александрушку Святых Таин. Когда присутствовавшие подошли к батюшке под благословение и спросили о больной, батюшка возразил: "Она назначена была идти ко Господу, но я вымолил ее у Господа, а вместо нее отдам Господу Матрешу, дочь Прасковьи Васильевны". Все были в недоумении, слыша такие дерзновенные слова пастыря. Прощаясь с Александрушкой, батюшка сказал: "Ну, Александра, ты должна была умереть, но я выпросил тебя у Господа, потому что ты мне нужна и другим нужна, а вместо тебя я обещался отдать Господу Матрешу, дочь Прасковьи Васильевны".
     Александрушка стала поправляться и в восторженном недоумении размышляла о величии и праведности пастыря, который имел такое дерзновение перед Владыкой, что мог испрашивать у Него жизнь и здоровье одним и вместо них отдавать Господу других.
     Перед этим только приходила навестить Александрушку Матреша с матерью. Матреша была совершенно здорова, и нельзя было думать о ее смерти. Что же! Через неделю опять приезжает батюшка приобщать Александрушку и говорит: "Ну, Александра, ты теперь выздоравливаешь, а вот от тебя я поеду к Матреше, она больна, я еду напутствовать ее к смерти, ты остаешься на земле, а я обещал ее отдать за тебя Господу". Действительно, Матреша в непродолжительном времени скончалась.
     Вот как духовно величественен и силен был наш дорогой пастырь, все мог он выпросить у Господа. Разве это не великое чудо: поднимать со одра смерти человека и вместо него отдавать Господу другого, менее полезного и пригодного к жизненной деятельности?
     Александрушка осталась жить и утешать духовных чад пастыря, потому что он всюду рассылал ее по больным, несчастным, скорбящим со словами привета, отрады и облегчения.
     Вот умирает сын несчастной матери, сама она в тяжком горе душевного страдания, измученная бессонными долгими ночами, постоянными муками среди надежды и отчаяния, сама больная, ослабла. Кто успокоит и утешит ее? Кто принесет ей слово радости и надежды? И вот является сияющая, радостная Александрушка с присланными от батюшки образком и просфорой, с дорогой вестью о несомненном спасении и выздоровлении больного сына, сразу оживляя и воскрешая всю семью, которая, измучившись тяжкими симптомами опасной болезни, долго была лишена отрады и покоя. Вот какие-нибудь материальные горести и лишения, нужда, безвыходность - и опять является радостная, сияющая старушка с вестью о грядущем довольстве, счастье и удовлетворении; там рождение деток, сговор невесты - нужно мудрое наставление и указание от пастыря,- и опять все Александрушка, так как при огромном числе пасомых пастырю всюду самому невозможно было бы успевать.
     И вот повсюду являлась благодатная вестница щедрот и милостей батюшки, всюду своим радостным присутствием приносила благодать и утешение от него, надолго вливая счастье и радость в посещаемую семью. Но для того, чтобы она стала достойной посланницей, батюшка старался самое Александрушку наделить духовными дарами веры и благочестия. За последние годы своего служения в cоборе почти каждую субботу свою приготовлял он ее к достойному приобщению Святых Пребожественных Таин Христовых. Такое обилие благодати смывало ее слабости и недостатки, все больше и больше укрепляя ее духовную храмину.
     Но зато надо было только послушать ее речи! Какая преданность и любовь к пастырю дышала в каждом ее слове, в каждом благодарном воспоминании о его великих непостижимых действованиях. Александрушка твердо, несокрушимо верила в батюшку, она верила, что, если он ее куда пошлет, если что поручит, она должна это исполнить, хотя бы ей предстояли на пути всевозможные преграды и препятствия; батюшка знал и понимал ее безграничную любовь и преданность, а потому охотно посылал ее со всевозможными трудными поручениями, и все она исполняла во славу Божию, в честь и хвалу достойного служителя Христова, который даже через посланницу мог обильно расточать дары благодатной помощи и исцеления. Где бы батюшка ни был - на молебнах, в домах,- он всюду тогда позволял являться и Александрушке и все более и более показывал ее разуму чудесные явления своей праведности и мудрости.
     Когда батюшка оставил служение в cоборе и принимал паству у себя на дому, то Александрушка с просфорами ежедневно являлась к батюшке, так как и на дому батюшка продолжал свое великое дело помощи и исцеления всех скорбных и недужных, прибегающих под его молитвенный кров и защиту. Так, он посылал Александрушку с ответами на полученные письма, посылал со словами целения, утешения, укрепления. Теперь еще больше было просьб, недоумений и вопросов, теперь-то еще больше было мольбы, так как несчастная паства, лишенная служения своего пастыря, вся изнемогала среди душевных тревог и опасений; верная Александрушка всюду шествовала, смиренно сознавая, сколь ответственная, великая обязанность поручена была ей и как правильно и верно она должна исполнить возложенное на нее дело. Вот почему великий пастырь, призывая ее от смерти к жизни, сказал: "Ты мне нужна и другим нужна". Да, он все знал и провидел, все мудро устроил и распределил.
     Мария Петровна Какорина, много лет бывшая под спасительным руководством батюшки, пожелала нам сообщить: приехала она из деревни с мужем и не знала батюшки; сестра ей как-то сказала, что в церкви "Нечаянной Радости" есть очень хороший священник, отец Валентин, и пригласила пойти туда. Мария Петровна согласилась - она была в болезненном положении.
     Сестра привела ее в церковь, поставив около свечного ящика. Вдруг батюшка увидал ее, сам направился к ней, положил ей крест на лицо, благословил ее, потом рукой провел по лбу и сказал: "Береги свое здоровье, благословляю на добрые дела и на хорошее здоровье". Благодать праведника сразу озарила ее, она поняла, что это - великий пастырь, стала горячо веровать в него и ходить на его службы.
     Подходит она раз к батюшке, а он дает М. Е. много крестиков. Та не берет их, говоря, что ей довольно и одного, тогда он подает Марии Петровне и прибавляет: "Ну, эта деточка моя не откажется, вот муж поедет в деревню, там и раздадите". Мария Петровна недоумевает, зачем ей так много крестиков - семьдесят. Что же оказалось? Поехали они в деревню, рассказала она свекрови об этом и спросила: не нужно ли здесь кому крестиков? Свекровь ответила, что не нужно, так как здесь у всякого есть. В это время увидали они повивальную бабку Елену, которая знала батюшку и глубоко чтила его. Мария Петровна сообщила ей, что батюшка прислал в деревню крестики, чтобы раздать. А Елена и воскликнула: "Истинно батюшка святой, все знает: действительно, у многих здесь нет крестиков; придешь к больной матери и видишь, что и у нее самой даже нет креста, так что я многим сама покупала и давала".
     Свекровь Марии Петровны сначала мало знала батюшку; потом ей пришлось поехать в Москву. Мария Петровна повезла ее в церковь "Нечаянной Радости" и посоветовала ей поговеть у батюшки. Они встали на исповедь, батюшка хотел взять свекровь, но она зацепилась за что-то и никак не могла подойти к нему, он все брал других; наконец как-то и ей удалось, и батюшка тут же на исповеди сам указал ее грехи, и она поняла, что за дивный был пастырь, потом глубоко чтила его за это, а он не оставлял ее своими молитвами и помощью.
     Перед концом ее жизни с ней случился удар, отнялся язык, она была без сознания и ничего не могла выговорить. Тогда дочь ее, девица, видя мать в таком опасном положении, глубоко сокрушаясь, что она не может принести последнего покаяния и получить благодатного разрешения от грехов, всей силой своей веры обратилась к дивному ходатаю-батюшке, умоляя его дать возможность ее матери получить последнее благодатное освящение Пречистыми Пребожественными Тайнами; она взяла портрет батюшки и с глубокой верой и сокрушением приложила его к лицу больной, прося батюшку исходатайствовать у Господа, хотя на некоторое время, разрешение уз языка больной для достодолжного приготовления к отходу в вечность. Что же! Чудный благодатный помощник не замедлил откликнуться на вопль верующей души: вдруг больная открыла глаза и заговорила. Это было небывалым явлением среди обычных, грозных прогрессирующих симптомов паралича. Больная ожила на короткое время, чтобы принести искреннее сокрушение в своих грехах и через приглашенного духовника получить прощение и благодатное соединение с Самим Господом. Можно понять, как глубоко потрясены были все присутствовавшие таким дивным чудом, можно понять, как горячо возблагодарила дочь умирающей за такое скорое услышание своей мысленной мольбы к великому пастырю.
     И что же! Исполнив все нужное, больная вскоре мирно отошла ко Господу с глубокой верой и светлой надеждой, что милосердый Бог, давши ей при конце ее жизни благодатно соединиться с Ним, не оставит ее и в загробном мире Своим милосердием и упокоит ее, идеже нет ни болезней, ни печалей, ни воздыханий.
     Мария Петровна была опасно больна. В последнюю исповедь перед окончательным заболеванием батюшка дал Марии Петровне понять, что ей назначено умереть,- он воздел руки к Господу и сказал: "Приими и не осуди".
     И вот она слегла, прибывший доктор нашел ее положение безнадежным и потребовал созвания консилиума из четырех докторов. Муж в отчаянии обращается к батюшке и молит его помочь, заказывает обедню. Больная совсем изнемогает.
     Тогда кто-то посоветовал обратиться к одному известному акушеру; поехали к нему, акушер уже собрался к другой больной и отказался поехать к Марии Петровне. Его стали умолять, говоря, что положение отчаянное, мать умирает и остается восемь человек детей; тогда мать доктора выходит к нему и говорит: "Володя, поезжай уж сюда, ты видишь, какое горестное положение, ты здесь нужен". Доктор, видимо сострадательный и верующий, решается поехать к Марии Петровне. Приезжает и видит, что больная совсем умирает, консилиум созывать уже поздно, а если он неудачно исполнит свое акушерское дело, то может судебно пострадать. Но раздумывать некогда, он решается на славное дело; предаваясь воле Божией, чудесным образом спасает ребенка и, приняв его почти мертвого, вдруг видит великое проявление милосердия Божия: ребенок в его руках оживает, так что является возможность совершить над ним таинство крещения, а самое главное, больная тоже спасена, хотя слишком слаба и измучена. Такое небывало удачное окончание крайне опасного процесса принимается всеми за явное чудо милосердия Божия. Врачи поражены, так как они видят совершенно новое, непонятное для них явление - чудесную перемену к исцелению и жизни. Медицина нема перед такими дивными проявлениями милосердия и всемогущества Божьего; правильно распланировывая ход известных болезненных проявлений по своим научным законам, она с благоговением должна преклониться перед небесным гласом милосердного Владыки, который и из камней может воздвигнуть детей Аврааму.
     Вот что совершал праведник-батюшка, вот какие дивные чудеса испрашивал он у Господа для своих духовных детей, чтобы они крепче веровали в Господа, горячее любили Его и надеялись на Его всепрощение и всемилосердие.
     И муж Марии Петровны, Василий Филиппович, был поражен таким духовным величием батюшки. Это чудо освятило и укрепило его веру, придало прочный оплот его еще не совсем установившемуся настроению. Как же было ему не проникнуться и не умилиться всем своим сердцем, когда жена его, будучи уже всеми осуждена на неизбежную смерть, вдруг опять была оставлена на радость семье. Что он стал бы делать с малолетними детками, если бы не милостивый пастырь, который, поняв своей всеобъемлющей любовью ужасную горесть одинокого отца, глубоко пожалел его и спас его от тяжкой, страдальческой участи - при своей трудовой жизни муж Марии Петровны должен был бы неутешно скорбеть, не зная, как приняться за сложное дело воспитания своих малолетних деток.
     Больная была спасена, но истощенный, измученный такой ужасной болезнью организм был лишен совсем сил и деятельности. Больная лежала в забытьи и не могла говорить; дочери поочередно читали около нее акафист и молились за нее, так как доктор сказал, что еще три дня она будет в сильной опасности. И вот вдруг больная слышит в передней голос батюшки: "Вот и я к тебе пришел". Хотя она не может открыть глаз, но чувствует, что к ней подходит батюшка, возлагает крест на ее лицо и произносит: "Скорбями и болезнями должно нам войти в Царство Небесное". Потом она ощущает, как батюшка прикасается своей рукой к ее лбу и благословляет ее. Ей делается так хорошо, что она открывает глаза и видит, что дочери стоят на коленях и молятся; тогда она спрашивает их: "Где же батюшка, ведь он сейчас приходил ко мне и благословил?" Присутствующие, слыша ее странные слова, тревожно переглядываются, думая, что с больной жар и она бредит, но они видят, что она совершенно сознательно продолжает допрашивать: "Где же батюшка? Ведь он сейчас был около меня!" Тогда ее стараются успокоить, но Мария Петровна чувствует себя совсем легко и хорошо. С той минуты она начинает выздоравливать, вполне понимая, кому она обязана жизнью и спасением.
     Батюшка вскоре прислал ей с ее знакомой, Дуней, просфору и произнес: "Скажите Марии Петровне, что я был у нее". Так подтвердилось чудесное явление пастыря к больной, которую он пожелал посетить и сам принес ей благодатное исцеление.
     Новорожденный ребенок жил четыре месяца. Марии Петровне очень хотелось прийти с ним в собор, чтобы сам батюшка совершил сороковую молитву, но муж ни за что не хотел отпустить ее туда, видя, что жена была еще слишком слаба и истомлена. И вот во сне явился батюшка Марии Петровне и сказал: "Непременно приходи в собор брать молитву, я жду тебя с распростертыми объятиями". Она рассказала свой сон мужу, и он уже не мог противиться воле батюшки и отпустил ее. Батюшка обрадовался, увидав ее, сказал, что она была уже предназначена к смерти и только по молитвам его опять возвращена к жизни.
     Потом у нее родилась девочка, Дунечка. Это был необыкновенный ребенок; батюшка еще в самом начале сказал, что она предназначена на небо; действительно, Дуня умерла трех лет. Это был настоящий ангел: бывало, созовет сестер своих, заставит их молиться и сама горячо молится и кладет поклоны. У нее была необыкновенно чуткая, любящая душа, но недолго порадовала она своих близких, так как вскоре ангелом улетела на небо.
     Дочь Марии Петровны Паша подавилась однажды костью; положение было крайне опасно, так как кость невозможно было вытащить. Тогда обратились к батюшке, прося его помощи; он прислал ей просфору. Как только съела она кусочек просфоры, так кость вышла благополучно, не причинив никакого вреда.
     Родственница Марии Петровны Какориной, золовка ее, была опасно больна: она вся опухла, доктора сказали, что у нее водянка, и велели делать ей ножные ванны. Мария Петровна навещала ее. Когда больная опустила ноги в кадку, с ней случился удар в почках, полилась кровь изо рта и носа. Она закинула голову назад, и все увидали, что она отходит. Послали за главным доктором, который приехал, посмотрел на больную и резко заметил, что она уже скончалась, что теперь поздно, ничего уже не сделать.
     Муж в отчаянии стал метаться по комнате. Тогда Мария Петровна, призвав на помощь своего дорогого батюшку, взяла его портрет и стала с верою прикладывать его к лицу больной, твердо уповая, что батюшка может услышать ее горячую мольбу и быстро откликнуться своей помощью и благодатью. И что же! Вдруг больная открыла глаза и ожила. Тогда Мария Петровна стала скорее водой отирать ее, так как целые потоки крови всю залили ее; все надо было привести в должный порядок. Обо всем сообщили батюшке, он прислал образок великомученицы Варвары; стали читать акафист сей святой. И что же! Больная осталась жива и скоро оправилась от своей тяжкой болезни.
     Одна родственница Марии Петровны захотела поехать в Киев, стала и ее приглашать с собою. Мария Петровна обратилась за разрешением к батюшке; он благословил и дал образок Божией Матери "Благодатное Небо" и святого Михаила Архангела. И когда они ехали по Днепру на пароходе из Киева в Чернигов, случилось несчастие: загорелось главное колесо от недостатка мази; пароход начал уже погружаться в воду; Мария Петровна, несмотря на общую панику и ужас, оставалась совершенно спокойной, потому что твердо верила в батюшку и не сомневалась, что раз он благословил их в это путешествие и дал образок, то они не погибнут. Действительно, вскоре показался встречный пароход, которому даны были тревожные свистки, и он оказал нужную помощь.
     У дочери Марии Петровны Тани очень болели руки; сколько она ни мазала их, ни растирала - ничего не помогало. Хотела она сказать батюшке, да все забывала. Вдруг он на исповеди сам спрашивает ее: "Не болят ли у тебя руки?" Таня подтвердила батюшке, что действительно очень болят и по временам она не может ничего делать. Тогда он своими благодатными руками провел по ее рукам, после чего руки сразу перестали болеть. По истечении нескольких дней Таня, не чувствуя боли в руках, недоумевала, почему прекратилась боль в руках, и только уже после сообразила, что батюшка исцелил их своим прикосновением.
     Родилась у нее дочка, назвали ее Антониной, без совета батюшки, так как это было на последних годах его жизни, а они побоялись беспокоить его и уже после известили об этом. Батюшка ответил, что имя хорошее, и прислал образок Александра Невского.
     Что же оказалось! 30 августа (день Александра Невского) Татьяна Васильевна разбирала большой сундук в своей комнате, и так как крышка была очень массивна, то она подложила подставку, а сама искала в сундуке. В это время как-то подвернулась ее трехлетняя дочка Тоня, схватила подставку и... о, ужас! Тяжелая крышка со всей силой опустилась на ее крошечные ручонки - можно представить, что должно было случиться! В безмолвном ужасе приподнимает Татьяна Васильевна крышку, вполне рассчитывая на великое несчастие,- и вот непостижимое чудо! Ручки остались целы и невредимы, без малейшего повреждения, только малая полоска свидетельствовала о совершении чудесного знамения милосердия Божия при содействии великого помощника и покровителя - благого пастыря, который с такою тщательностью и заботливостью охранял не только взрослых людей, но и малых, нежных, хрупких деток, бережливо защищая их от непредвиденных опасностей и несчастий.
     Можно себе представить, как горячо и глубоко возблагодарила мать своего дорогого охранителя и защитника пастыря, как на всю ее жизнь это чувство величайшей благодарности будет гореть ярким сохранным огоньком, постоянно возгревая ее веру и любовь к Господу.
     Однажды Мария Петровна была очень опасно больна, долго страдала она, совсем ослабела, даже головы не могла поднять с подушек. Пошел Василий Филиппович к батюшке и сказал, что жена лежит почти без движения. Батюшка спокойно возражает на это:
     - Надо ей причаститься, пусть придет ко мне в церковь.
     Василий Филиппович взволнованно протестует:
     - Где же ей прийти в церковь, когда она головы не может поднять.
     - Ну пусть приедет,- продолжал спокойно пастырь, желая дать понять расстроенному мужу, что у Господа все возможно, так как Он в один миг воздвигает с одра болезни и исцеляет.
     Василий Филиппович приходит домой крайне смущенный и передает слова батюшки. Это было в воскресенье. Мария Петровна, слыша такие ободряющие слова пастыря, решительно объявляет, что раз батюшка велел, то она поедет приобщаться. Но муж восстает против этого, говоря, что это сумасшествие - такой опасно больной встать с постели и отважиться поехать в Кремль. Мария Петровна с вечера понедельника начинает упрашивать мужа отпустить ее к батюшке и говорит, что по святым молитвам его все совершится к общему благу. Делать нечего, пришлось согласиться. Больная с трудом встает, одевается и отправляется в сопровождении дочери в церковь. Но каково спускаться с верхнего этажа! Еле-еле, с отдыхом передвигается она по ступенькам, садится в пролетку и едет.
     Батюшка сейчас же берет ее на исповедь и сразу придает ей сил и бодрости, так что она уже свободно передвигается по храму и прикладывается к образам. Приобщившись Святых Животворящих Таин, Мария Петровна, уже совсем бодрая и веселая, легко восходит вверх по лестнице и предстает перед удивленным мужем, который сильно поражается такому явному чуду милосердия Божьего. После этого батюшка часто приобщает ее Святых Таин, и она совсем исцеляется.
     Был и еще следующий случай благодатного исцеления по молитвам старца-праведника. Екатерина Платоновна, дочь священника отца Платона, сослуживца батюшки в Архангельском соборе, ездила к своему свекру. Батюшка неохотно ее туда пускал и говорил: "Лучше бы и не ехать",- но она настаивала и поехала, погостила там, вернулась домой на дачу, и вскоре же вдруг отнялись у нее руки и ноги, так что она кричала от боли и совсем не могла ходить.
     Ее мать, Елизавета Васильевна, в это время была в Москве, так как это было на неделе служения батюшки. Вдруг он обращается к Елизавете Васильевне и говорит: "Матушка, вам надо поскорее поехать на дачу, вы там нужны". Елизавета Васильевна, строго всегда исполняя наказы батюшки, собралась, поехала, и что же! Застает дочь совсем почти недвижимой в постели, руки и ноги у ней сводило, и она кричала от тяжкой боли. Елизавета Васильевна стала ухаживать за ней. Боль все время не унималась. Екатерина Платоновна попросила послать за доктором, но матушка, не привыкшая прибегать к медицинским средствам, обратилась к Высшей помощи и заказала обедню за ее здравие в Духов день; всю неделю она с нежной материнской любовью ухаживала за ней и пользовала ее святыней. На батюшкину службу Елизавета Васильевна поехала в Москву. Батюшка осведомился у нее:
     - Как ваша больная?
     Елизавета Васильевна сообщила батюшке, что ей очень плохо.
     - Вероятно, у вас там доктора есть? - продолжал допрашивать пастырь.
     - Наверно есть, но только я не обращалась к ним, а пользовала ее святыней,- ответила матушка, причем прибавила:- Она просит вашей помощи.
     - Ну, я ей пошлю лекарства,- возразил милостивый пастырь,- возьмите гусиного сала в аптеке и помажьте ей больные места.
     Матушка в точности исполнила указание пастыря и привезла больной гусиного сала. Екатерина Платоновна, узнав, какое лекарство прислал ей батюшка, сильно обиделась, заплакала и сказала: "Ведь это им только обмороженные места мажут!"
     Совет пастыря был строго исполнен, Елизавета Васильевна мазала и руки и ноги больной гусиным салом, и ей стало немного лучше.
     Чтобы сколько-нибудь успокоить страдания своей дочери, Елизавета Васильевна всю ночь сидела около нее и мысленно возносила молитву за нее Господу - в это время больная совсем утихала и засыпала. Когда же в пять часов утра матушка сама от великого утомления уходила отдохнуть, то у нее опять поднимались сильнейшие боли и она жестоко страдала.
     На следующую службу батюшки Елизавета Васильевна опять поехала в Москву и сообщила ему о горестном состоянии больной. Батюшка на этот раз дал ей йоду, велел кисточкой делать точки и кружочки на больных местах и прибавил: "Я направлю отца Платона ее приобщить". Потом он приготовил Святые Дары и сам принес дароносицу отцу Платону, причем дал образочек Гурия, Самона и Авива и сказал: "Если бы вы, матушка, смогли на мою неделю привезти ее ко мне, она бы поправилась здесь совсем". Отец Платон два раза приобщал свою дочь на даче, а вместе с ней приобщались и некоторые другие больные.
     В тот день, когда больная приобщалась, она чувствовала себя очень хорошо, все боли ее оставляли, она могла даже брать больными руками, но на другой день ей опять становилось хуже. И вот видя, что мама сильно переутомилась во время ее болезни, она решилась сдерживать себя, стала бороться с болезнью и начала упрашивать мать пойти хорошенько отдохнуть. Матушка, чувствуя, что она совсем изнемогает, отправилась в соседнюю комнату. Только что Екатерина Платоновна сидя расположилась провести ночь, вдруг слышит около себя какое-то злорадное гоготание и чувствует острую боль в спине, точно кол вонзился туда. Приходилось делать неимоверные усилия, чтобы удержаться от крика и не испугать матушки. Такая мучительная боль не прекращалась ни на минуту, нельзя было ни прилечь, ни пошевелиться; больная не смыкала глаз, жестоко страдала и не знала, как дождаться утра. На утро ей сделалось полегче.
     Слова пастыря: "Если бы вы, матушка, смогли на мою неделю привезти ее ко мне" - глубоко запечатлелись в сердце Елизаветы Васильевны, и она решилась во что бы то ни стало отвезти ее в Москву. Вполне сознавая большую трудность переезда больной, почти совсем недвижимой дочери, она возложила твердое упование на великие и сильные молитвы пастыря и стала готовиться к отъезду. Надо было во что-нибудь обуть сильно распухшие ноги больной; добыты были чьи-то плисовые сапоги, и вот накануне отъезда Елизавета Васильевна уговорила дочь надеть их и попробовать сделать по комнате хотя несколько шагов. С большим трудом больная обулась, и, едва переступая, передвигая приспособленный для этого маленький столик, она сделала несколько шагов, потом в крайнем изнеможении опять поместилась на постель.
     Тяжело было ее положение: ноги не двигаются, руки не действуют. Еще молодая, полная сил и энергии, она присуждена была к томительной бездеятельности, к непрерывному мучительному страданию. Но любвеобильный пастырь горячо вступился за нее перед Господом и своими молитвами и ходатайством испросил ей скорое благодатное исцеление.
     Вот наступил и день отъезда. В четыре часа утра подана была лошадь, чтобы отвезти больную на вокзал. Когда Елизавета Васильевна стала будить ее, больная заплакала и сказала: "Я такая слабая, могу ли я поехать в Москву?" Матушка не стала настаивать, сознавая, что силой и требованием ничего не сделаешь, а вместо сего стала тайно воссылать моление Господу, понимая, сколь необходимо и важно свезти ее в Москву. И вот Екатерина Платоновна мало-помалу начинает сдаваться и решается собираться в путь, только просит натереть себя йодом, так как от натирания боль прекращается. С большим трудом одели, обули ее и повели под руки к извозчику; поставлена была скамеечка, чтобы легче ей было подняться в пролетку. Кучер-мальчик тоже услужливо помогал. Наконец больную уложили в тарантасик и шагом повезли на станцию. Дождались поезда, с большим трудом и усилиями ввели ее в вагон. Здесь помягче постелили и на отдельной скамейке уложили ее; все время чувствовала она сильные боли. Матушка мысленно возносила великую благодарность Господу, что Он помог ей перевезти больную в Москву. Приехали; опять томительный процесс спуска на платформу, усаживания в пролетку и медленного передвижения по улицам города. Но вот и Архангельский собор. С трудом ввели больную в исповедальню и посадили на стул. Приехал батюшка. Елизавета Васильевна доложила ему, что она привезла больную дочь. Батюшка оживился и произнес: "Давайте ее сюда". Он взял ее исповедовать, потом, выпуская ее, воскликнул: "Боже мой, что с ней сделалось, она вся почернела!" Екатерина Платоновна все время сидела. Подвели ее к Святой Чаше, батюшка приобщил ее Святых Таин, ее хотели поддержать и повести, но пастырь торжественно возгласил: "Оставьте ее, она сама пойдет",- и что же?! Все, к неописанному удивлению, увидели, что больная сама потихоньку стала переступать и двигаться: как малое дитя, которое еще только учится передвигать своими слабыми, неумелыми ножками, она, покачиваясь, шла сама, тихонько спустилась с амвона и после благодарственной молитвы свободно могла дойти до пролетки.
     Тут все воочию убедились в непостижимой чудесной силе величайшего таинства Святого Причащения, тут все поняли, что никакие обыденные лечения и лекарства не могут сравняться с сей пресладостной Небесной Пищей, которая обновляет, возрождает и укрепляет немощность духа и тела и может мертвенное и тленное в один миг превратить в бессмертное и нетленное.
     Итак, Екатерина Платоновна сразу же после Святого Приобщения стала ходить и двигаться. Батюшка велел ей приобщаться каждодневно всю его неделю, что она радостно и благоговейно исполнила; после этого она с матушкой поехала на дачу и там своим чудесным исцелением привела всех в трепет и недоумение, так как за неделю видели ее совсем немощной и недвижимой.
     После этого батюшка стал часто приобщать ее Святых Таин и, видя ее глубокую веру, все больше и больше наделял ее высшими благодатными дарами, чтобы она и с своей стороны могла бы в других насаждать основы веры и благочестия.
     Татьяна Григорьевна Абросимова так рассказывает о своем чудесном исцелении: была она однажды (в воскресенье) в гостях у своей замужней дочери и уговаривала зятя приехать к ним во вторник, так как в этот день обещал к ним приехать батюшка и отслужить у них на дому молебен. Но зять все отказывался, ссылаясь на службу (хотя он мог свободно отпроситься на несколько часов). Вдруг почувствовала она сильную боль в висках, как будто кто молотом ударил по ним; она стала скорее собираться домой. Ее удерживали, но она чувствовала себя все хуже и хуже. Едва-едва дошла она до извозчика и поехала домой. С трудом, почти ползком, вскарабкалась она по ступенькам лестницы. Домашние недоумевали, что такое с ней случилось, так как она отправилась совсем здоровой. Дыхание у нее захватывало, она не знала, как дойти до кровати. Горло у нее все распухло, и ощущалась такая сильная боль, точно острые иголки воткнулись в него. Родные, опасаясь, чтобы не случилось с ней удара, советовали послать поскорее за доктором, но она умоляла их съездить к батюшке или по крайней мере послать ему телеграмму и попросить его помолиться за нее, но так как было позднее время, то побоялись беспокоить батюшку, а потому в страхе и недоумении не знали, на что решиться.
     Тогда Татьяна Григорьевна взяла маленькую карточку батюшки, крепко прижала ее к себе и горячо стала просить его святых молитв, так как чувствовала себя все хуже и хуже. Горло еще больше налилось и распухло. И что же! Дорогой утешитель не замедлил откликнуться на ее горячий призыв: он явился ей на воздухе с крестом на груди, несколько раз как бы пролетел мимо нее, и даже почувствовала она, что коснулся ее своим наперсным крестом. Вдруг ей стало легко: удушье прекратилось, боль прошла; она, как бы не веря происшедшему, открыла глаза и осмотрелась вокруг. Видя испуганные лица своих родных, Татьяна Григорьевна в радостном восторге поспешила возвестить им, что сейчас являлся к ней батюшка и исцелил ее. Она даже свободно могла ходить по комнате и разговаривать, хотя за несколько минут перед этим совсем умирала и не могла почти дышать. В страхе и трепете возблагодарила Татьяна Григорьевна Господа за свое чудесное исцеление.
     Вот о каком еще исцелении рассказывает нам Татьяна Григорьевна: умирала ее маленькая внучка Аня. Пригласили доктора, он прописал лекарство, но болезнь не уменьшалась, девочку все время потчевали разными лечебными снадобьями, от которых у нее поднялась тошнота. Татьяна Григорьевна настояла, чтобы ребенка причастили; ее причастили, и она немного успокоилась, но была очень слаба и еле дышала.
     Приехал доктор и откровенно заявил матери и бабушке, что ребенок должен умереть и лечить больше нечем. Для успокоения родителей он еще прописал какое-то лекарство и посоветовал матери прилечь отдохнуть, так как она очень истомилась и ослабела. Тогда Татьяна Григорьевна встала и объявила, что она теперь пойдет к своему доктору, а когда врач поинтересовался узнать, к кому она хочет обратиться, то она заявила ему, что пойдет в Архангельский собор к батюшке отцу Валентину. Доктор, который тоже знал и чтил этого пастыря, одобрил ее намерение, говоря, что медицина предлагает свои научные средства, но что важнее всего обращаться к Всевышнему Врачу, Который один только истинно может помочь страждущим.
     Приходит она в собор; батюшка сам подходит к ней и говорит: "Поздравляю вас с причастницей". Татьяна Григорьевна поражается, почему это батюшка мог знать, что они причащали девочку (она мало еще понимала тогда о величии пастыря, потому что только что начала ходить к нему). Тогда батюшка начинает расспрашивать ее о девочке, вынимает просфору и велит покормить ее. Татьяна Григорьевна в недоумении рассуждает про себя: девочка совсем умирает, разве можно кормить ее? Однако же по возвращении домой сейчас же с просфорой подходит к ребенку и видит, что у девочки уже останавливается дыхание, но больная, как бы по повелению высшей власти, обращается к ней, вдруг открывает глазенки и ручкой берет просфору. Татьяна Григорьевна быстро разламывает ее и дает ребенку. Умирающая девочка уже несколько дней ничего не могла есть, так что у нее во рту образовалась густая пленка, однако же она с нетерпением берет кусочек просфоры и проглатывает, потом другой, третий - и так быстро съедает всю головку. Татьяна Григорьевна наливает в стакан святой воды, и внучка ее (ей было год с небольшим) с полным наслаждением кушает всю просфору, после чего вскоре же встает на ножки, начиная прыгать и резвиться, как совсем здоровая. Приходит после отдыха ее мама и в недоумении останавливается, не веря своим глазам, но когда узнает о чудесном исцелении своей умирающей дочки, то горячо благодарит Господа за Его неизреченную милость. После этого батюшка вскоре присылает другую просфору, и девочка совершенно выздоравливает.
     Мать Татьяны Павловны (невестка Татьяны Григорьевны) Аграфена Андреевна опасно заболела. Дочь ее сильно горевала и все умоляла батюшку помочь ее маме. Батюшка стал молиться за нее, и она чудесно выздоровела, но вскоре же заболела и умерла маленькая девчурка Татьяны Павловны.
     Тогда Татьяна Григорьевна, ее свекровь, после этого пришла в собор; батюшка перед ней взял исцеленную Аграфену Андреевну и сказал: "Тебе назначено было умереть, но ты - грешная, еще не готова; я выпросил у Господа тебе исцеление, а вместо тебя отдал Господу твою маленькую внучку". После этого батюшка брал ее на исповедь каждую свою службу и все больше и больше духовно возрождал ее. Он благодатно воспитывал ее целый год, после чего она в полной вере и смирении отошла ко Господу. Дорогой пастырь, так много потрудившийся над ней и неустанно ходатайствовавший за нее у Бога, радостно насладился великим успехом своего труда и сказал ее родным: "Какая она у нас стала хорошая".
     Татьяна Григорьевна еще рассказывала, что у сына ее Вити сделался на спине около шеи карбункул; надо было решиться на операцию, но Татьяна Григорьевна все мысленно молила батюшку помочь ему. И вот уже подана была лошадь, чтобы везти мальчика на операцию, вдруг точно кто проколол нарыв и из него сразу струей вытекла материя. Радостная семья от всего сердца возблагодарила Господа за Его дивные милости, а также и праведного служителя Его, который неустанно ходатайствовал за своих духовных детей, охраняя их от всех зол, болезней и бедствий.
     Одна из духовных дочерей батюшки, Елизавета Дмитриевна Васильева, передала нам о чудесном исцелении своего мужа от чахотки по молитвам пастыря. Алексей Васильевич сначала служил на одном месте, но товарищ стал переманивать его на другое. Когда обратились за советом к батюшке, то он был против этого, говоря, что и камушек на одном месте обрастает, но Алексей Васильевич не послушался, перешел на другое место, так как на прежнем ему было очень трудно. И вот, как бы за ослушание великому пастырю, он вскоре заболел.
     Незадолго до его болезни, на святках 1900 года, пришла Елизавета Дмитриевна в собор, укутанная по нездоровью в черный платок сверх шапки, встала около мощей святого Димитрия-царевича. Батюшка в это время исповедовал народ на левой стороне амвона и все время свой взор направлял на нее; народу было очень много. Вдруг батюшка оставил исповедников, сошел с амвона и направился к ней. Он взял ее за руку и сказал:
     - Я все глядел на тебя и думал, что это за старушонка (она была еще совсем молодой) стоит, потом вижу, что это моя. Скажи, зачем ты нарядилась во все черное, или у тебя горе, или траур? Сейчас не надо ходить во всем черном - вот впереди у нас с тобой большое горе, и много будет траура.
     У Елизаветы Дмитриевны сейчас же мелькнула мысль, что у нее умрут старые дедушка и бабушка, но батюшка тотчас же ответил на ее мысль:
     - А ты снималась с мужем? Есть у тебя его карточка?
     Она ответила:
     - Нет.
     Тогда батюшка возразил:
     - Пожалуйста, снимитесь вместе и дай мне карточку.
     Они снялись и дали батюшке карточку.
     К масленице муж ее стал прихварывать и обратился к докторам. Елизавета Дмитриевна пошла к батюшке и попросила его помолиться за мужа. Батюшка приказал показать ему его рецепты, потом позвал фельдшерицу Мешкову, которая служила в клиниках, и попросил ее показать Алексея Васильевича хорошему доктору. Когда доктор осмотрел его, то написал батюшке письмо, что больной безнадежен, что у него чахотка, одного легкого нет, а другое заражено. Елизавета Дмитриевна понесла это письмо батюшке, а он прочел и сказал: "Вот доктор пишет, что он безнадежен, а мы с ним жить еще будем, я завтра приеду его причастить".
     Батюшка не замедлил это исполнить, на другой день приехал, причастил его и сказал Елизавете Дмитриевне: "Доктор говорит, что он безнадежен, в больницу его не примут, а в неизлечимую его жалко класть, ты за ним ходи, он выздоровеет, доктора ошибаются".
     Каково было несчастной молодой женщине переносить свое тяжелое положение: больной муж, требующий самого тщательного ухода, его неизбежная смерть, будущее вдовство, беспомощность - все это настолько подрывало ее молодой организм тяжкими муками, что она не знала, за что взяться, к кому обратиться. И вот иногда в порыве такого тяжелого душевного страдания она бежала к батюшке, чтобы в его любвеобильной ласке найти выход из мучительного, непосильного горя, а дорогой пастырь, проникая заботливым взором в ее наболевшую душу, старался всей мощью своей благодати облегчить ее, успокоить.
     Однажды под давлением скорби прибежала Елизавета Дмитриевна на вокзал Смоленской дороги - батюшка должен был поехать на дачу - и прижалась в уголок. Приехал батюшка, к нему стали подступать собравшиеся на вокзале, прося благословения, вдруг он всех повелительно отстранил и сказал: "Пустите, меня тут дожидаются". Он направился к Елизавете Дмитриевне и, как горячо любящий отец, стал ласкать ее, стараясь успокоить ее порывистые рыдания, ее тоску о тяжелом будущем. Утешенная и обрадованная, Елизавета Дмитриевна возвратилась в свой домашний уголок, но уже не прежней, унылой, безжизненной, а полной сил, энергии и надежды.
     Был конец весны. Повезла она в мае своего мужа в Звенигород, где у них был свой домик; Алексей Васильевич там жил безвыездно, а Елизавета Дмитриевна иногда приезжала к батюшке, и он все молился о больном. В октябре месяце Алексей Васильевич стал проситься к батюшке и к доктору (в это время батюшка уже не служил в соборе: был болен глазами). Поехала Елизавета Дмитриевна с ним в клиники; доктор Богданов, осмотрев его, сказал, что прочтет лекцию и объяснит его болезнь студентам. Пока приготовлялись к лекции, у Алексея Васильевича сделалось сильное трясение в ногах, сам он тоже весь стал трястись, лицо его приняло синеватый оттенок. Елизавета Дмитриевна сказала об этом Надежде Николаевне Мешковой, та позвала доктора, он его опять осмотрел, и они ушли посоветоваться в кабинет; через несколько минут позвали Елизавету Дмитриевну туда и сказали ей, чтобы она его скорей везла и причастила бы и пособоровала, так как Алексей Васильевич должен сегодня ночью скончаться! Елизавета Дмитриевна свезла его на квартиру, а сама, заливаясь слезами, побежала к батюшке и плача сообщила ему слова доктора, что муж ее в ночь должен скончаться.
     Батюшка дал ей прежде успокоиться, потом повел ее в приемную комнату и, став перед образами, начал горячо молиться. Излив перед Господом свою пламенную мольбу и духом получив удостоверение в несомненном исполнении просимого, пастырь опять с великой лаской и любовью начал утешать Елизавету Дмитриевну. Потом батюшка, благословив ее, сказал: "Жаль, что я не могу его причастить, потому что сам болен, но скажи ему, что я буду за него молиться и приду к нему"; потом еще прибавил: "Причастить надо, а соборовать не надо, умереть он не умрет, но еще поживет и поработает, он нам здесь еще нужен".
     Елизавета Дмитриевна пошла от батюшки с полной верой; пришедши домой, она сейчас же позвала священника, больного причастили; он после этого заснул, а Елизавета Дмитриевна пошла в часовню Иверской Божией Матери. Приходит она домой, муж ее уже проснулся, такой веселый и говорит: "Какой я сон сейчас видел: будто бы пришел ко мне батюшка и дал мне кусочек просфоры, один кусочек упал; батюшка говорит: "Это твоя болезнь упала", а другой кусочек он положил мне в рот и сказал: "Не унывай, ты выздоровеешь"; потом благословил меня; у меня теперь ноги получше, не так ломят" (они у него перед этим совсем отнялись). К Рождеству Христову больной стал вставать на ноги; Елизавета Дмитриевна опять увезла его в Звенигород.
     И вот Алексей Васильевич чудесно стал выздоравливать, стал возвращаться к жизни после того, как медики определили его близкий конец и даже выдана была ему бумага о его безнадежном состоянии. Вот что гласила она: "А. В. Васильев страдает бронхиальной астмой и туберкулезом легких и совершенно неспособен к работе. 30 октября 1902 года", за подписью "Доктор медицины Н. Богданов".
     Итак, устами науки предписана была неизбежная быстрая смерть, устами же Божьего служителя изречена весть о его спасении и выздоровлении. Здоровье Алексея Васильевича быстро стало крепнуть; больной своим обновленным жизнерадостным видом прославлял Божие всемогущество и милосердие. Силы быстро стали цвести и крепнуть, так что в скором времени ощутилось радостное стремление к труду и деятельности. Не дожив до конца лета, в июле наши супруги отправились в Москву, чтобы опять начать деятельную трудовую жизнь. Алексей Васильевич поступил на службу и стал работать как вполне здоровый крепкий труженик, иногда только его душила астма.
     В августе месяце пошли они в клиники. Богданов был переведен в отделение для лежащих; доктор Матвеев его выслушал, очень поразился и сказал: "Какая глубокая ошибка медицинская, у него легкие здоровы" - и попросил показаться Богданову, но так как к нему было трудно пройти, то он дал им письмо. Богданов его выслушал, тоже был поражен и в недоумении спросил: "Чем вы лечились?" Алексей Васильевич ответил, что ничем не лечился, но его иногда беспокоит удушье. На это Богданов возразил: "Ложитесь ко мне в клиники, я вас совсем вылечу". Но Алексей Васильевич не решился и попросил подождать до завтра.
     Пошли они к батюшке, все ему рассказали, а он на это ответил: "Боже вас избави ложиться в больницу! Им хочется узнать, чем мы лечились; нет, мы не покажем, чем мы вылечились". И он уже больше в клиники не ходил.
     Так совершилось великое исцеление, великое дело милосердия Божьего! Догнивающий остаток легкого, последний процесс обмена жизненных соков, последний процесс догорания жизненной деятельности - и вдруг вновь откуда-то полученный ток жизни, движения, ток дыхания, кровообращения, процесса пищеварения! И наука в глубоком недоумении, в глубоком смущении поникла перед такой непостижимой тайной и со вздохом должна была согласиться, что не всегда могут торжествовать ее законы и веления, но что и над ними есть высшая благодатная сила, которая одна может устанавливать их и управлять ими.
     С этих пор прошло десять лет, а Алексей Васильевич продолжает жить и благоденствовать, чувствуя себя довольно крепким и здоровым. Такие великие чудеса совершались при батюшке, все-то он мог испросить у Господа, чтобы порадовать и осчастливить своих духовных деток.
     Есть у Васильевых приемная дочка Таисия, которая досталась им знаменательно. Елизавета Дмитриевна очень сокрушалась, что у нее нет детей, и вот, зная ее беспокойство, батюшка как-то сказал: "У тебя будет дитя, но только великое дитя". И что же! В деревне, где они жили, отдана была на воспитание девочка из Воспитательного дома, которая была подкидышем. Это была несчастная заморенная девочка, вся в болячках и струпьях; невозможно было смотреть на нее, так она была изуродована. Ее воспитательница сама была больная и не могла ходить за ребенком, и вот через некоторое время она умирает на руках Елизаветы Дмитриевны и перед смертью просит ее взять на свое попечение несчастную девочку. Елизавета Дмитриевна была в крайней нерешительности, не зная, что ей делать. Ребенок был одиноким, бесприютным и сам бросился к ней на руки, когда она поманила его; тогда она написала батюшке, прося его благословения; он ответил, что это долг ее - взять девочку к себе. И вот она приютила ее у себя, стала обмывать и очищать; мало-помалу из ребенка выровнялась порядочная, умная девочка, которая теперь уже усыновлена ими и учится в церковной школе Вознесенского монастыря.
     Елизавета Дмитриевна рассказывает еще, что дедушка ее, Василий Иванович Бабакин, совсем ослеп, у него была катаракта, доктора сделали ему операцию, но не могли снять ее. Когда сообщили об этом батюшке, то он сказал, что надо еще сделать операцию. Обратились к доктору Крюкову. Осмотрев глаза больного, он объявил, что можно сделать операцию, но только вряд ли будет толк; ему сказали, что батюшка Валентин советует сделать операцию. Глубоко почитая батюшку, профессор Крюков взялся за это дело и исполнил вполне удачно: старик стал видеть хотя четвертью глаза, мог ходить и различать предметы.